Мой врач (СИ)

Еле держась на дрожащих коленях, он прижался к дереву, и ему стало казаться, что он чувствует в своём теле признаки приближающегося разрешения от бремени. Идти дальше он уже не мог от усталости и страха.

На мгновение солнце ослепило ему глаза, блеснув в засыпанных снегом ветвях. И внезапно он услышал в своём сознании голос:

Не бойся, сейчас я к тебе приду.

Через несколько секунд сзади его подхватили сильные руки — и подняли в воздух.

====== 8а. Тошнота (могло быть и так) ======

Комментарий к 8а. Тошнота (могло быть и так) Этот вариант и этот эпизод нравится бета-ридеру, но для меня это всё-таки сильно альтернативный вариант того, что написалось изначально, а мне бы хотелось оставить изначальный сюжет практически в неприкосновенном виде, так что пусть этот момент будет отдельно.

.22.

На следующее утро он выглянул на улицу и с огромным удивлением увидел на камне около выхода из его убежища три больших яблока и несколько чуть подсохших слив и вишен, а также несколько кусочков сушёного мяса. Фингон побоялся выйти наружу и лишь оглядывался, высунув голову из-под плащей.

— Может быть, тебе помочь? — послышался девичий голос.

Он внезапно увидел, что у большой старой сосны стоит девушка; видимо, она стояла тут, рядом, прячась в низком еловом подлеске, уже давно, — просто она умела быть незаметной. Девушка с любопытством пыталась разглядеть его. Это была эллет, на вид совсем юная; на ней была меховая куртка и кожаная юбка, из-под которой виднелся подол серого домотканого платья, расшитого красными нитями. У неё были длинные чёрные косы, как у самого Фингона, только перевитые не золотом, а красными шнурками, унизанными разноцветными камушками.

— Ты что, следишь за мной? — спросил Фингон. Девица говорила, видимо, на какой-то странной форме синдарина, которой он раньше не слышал.

— Я тебя раньше не видела. Но видела твои следы, видела, что ты выходишь добывать себе еду. А последние три дня тебя не было видно. Я стала думать, что тебе нужна еда. Ведь нужна?

— Ну наверное… может быть, я не отказался бы…

«Три дня», — с ужасом подумал он. — «Мне срочно нужно поесть, но можно ли есть то, что она даёт?»

Девица подошла ближе, наклонилась и довольно бесцеремонно, но очень добродушно дёрнула его за тонкую косу.

— Ты — девица? — спросила она (на её странном языке «девица» звучало не как gwen, и не как wendë — она сказала wenede). — Ты похож на мужа.

— Я — король этих земель, девица, — вежливо ответил Фингон, и тут же спохватился: «Что я несу? А если она всё-таки меня видела?».

— Да? А почему тогда ты носишь дитя под сердцем? — спросила она удивлённо. — Никогда такого не видела.

Фингон покраснел и собирался с негодованием опровергнуть её слова… но ведь она говорила правду, а лгать он и сам совсем не умел. Тогда он спросил:

— С чего ты так решила?

— Я это по твоим глазам вижу, — ответила она. — Я всегда это вижу. И по походке твоей вижу. То есть по следам. Кто это сделал с тобой?

— Я сам этого захотел, — ответил Фингон.

— Я видела, как странные вещи происходят с теми, кто был там, у них, на севере, — она покачала головой. — Но ты не одержим. Это тоже по походке видно. И по глазам.

— А ты откуда? — спросил Фингон.

— Я раньше сама жила на севере… там теперь всё выжжено. Ничего не осталось. Я пришла сюда.

— Ты одна… у тебя есть кто-нибудь?

— Нет, сейчас никого не осталось. — Девушка опустила глаза; она собрала яблоки и сливы себе в подол и села на камень. — У меня был муж, но его разорвал волк. Это было лет десять назад. Огромный волк, больше нашего дома. Чёрный. Пришёл с севера. Я ничего не могла сделать. Потом и дом мой сгорел в один миг, ничего не осталось. Я еле убежала. Здесь тоже всякие твари бродят и летают, но жить можно. Хочешь, я буду ещё приносить тебе еду?

— Ты можешь обещать никому об этом не рассказывать? — спросил Фингон.

— Конечно, я никогда никому не расскажу, — ответила она.

Фингон настолько проголодался, что не мог вспомнить, как он съел то, что она принесла; потом ему казалось, что он, наверное, проглотил яблоко в два укуса вместе с косточками. Вечером она пришла снова; помимо сушёных ягод и мяса, она принесла что-то вроде похлёбки, которую сварила в сосуде из коры.

— Как тебя зовут? — спросил Фингон.

— Никак особенно не зовут. Муж всегда называл просто «женой». — Она пожала плечами. — А тебя?

— Я — Кано. — Почему-то Фингон назвал ей вторую половину имени.

— «Вождь» — красивое имя. — Она улыбнулась. — А как зовут других в твоей семье?

Столько, сколько он рассказал незнакомке за эти несколько недель, Фингон не рассказывал никогда и никому. Она внимательно слушала, и все её вопросы и замечания ему нравились; говоря о себе, он, кажется, впервые в жизни не встречал никаких препятствий, не чувствовал, что его могут оттолкнуть, что кому-то его мысли или его отклик на те или иные события могут показаться странными или непонятыми. Её всё-таки надо было как-то называть, и, вспоминая о первом дне, когда она принесла ему сушёные сливы, он стал звать её «Пиокка» или «Пио» — этим словом называли и сливу, и вишню, сначала про себя, потом и вслух.