– Я-то – нормально! Откровенно скажу – благодаря тебе. Ты-то как?
– Мои мощи чувствуют себя вполне прилично. Слабость только ужасная.
– Ты, главное, приезжай! Мы тебя здесь откормим.
– Кирилл Сергеевич, хочу вас попросить поговорить с Сергеем Петровичем насчёт обследования в академии.
– Об этом я уже и без тебя догадался, – с привычной ворчливостью отвечает он. – Как приедешь – сразу тебя и положат. Тебе все передают приветы. В клинике скучать тоже не дадут. Ты всех нас заставил сильно переволноваться, а кроме того, при отрицательном результате твоего обследования ты вообще превращаешься в живой экспонат и предмет исследования. Так что – готовься!
– Кирилл Сергеевич, ещё один вопрос. Что там за Волярский, который мною интересуется?
– Сашенька, а подслушивать нехорошо, – шутливо упрекает он. – Ты будь уверен, что ничего страшного не происходит. Поправишься и сам во всём разберешься. Спешки нет никакой.
Из отмеренной недели до отъезда осталось три дня. В гостях у нас побывали уже, кажется, все. Начиная от Виктора с Анной Степановной и маленьким Васькой и заканчивая Андрюхой, Геной, Дмитрием Ивановичем, ну и так далее. Даже парни из спортзала приходили!
Днем я дома, а Ванька уходит в больницу. Вот действительно – родная кровь! Тоже не может туда не ходить.
На сегодня у меня созрел партизанский план. Пока он на работе, я хочу втихаря сходить к отцу Михаилу. Прямо как в анекдоте про дистрофика – ветра сегодня вроде нет…
Надеваю тулуп и унты, беру на всякий случай палку и выхожу из квартиры. Да… Для моих нынешних сил даже тулуп тяжёл.
– Здравствуйте, Александр Николаевич! – слышу я, ещё не успев отойти от дома. Поднимаю взгляд.
– Здравствуйте…
Кажется, это – жена одного из моих пациентов.
– Куда собрались? – строго спрашивает она. – Вам же пока лежать надо!
Вот чёрт! Все уже в курсе! Вот что значит – маленький посёлок.
– В церковь… К отцу Михаилу, – признаюсь я.
– Дойдёте? – смягчается она. – Одному-то…
– Постараюсь… Вот, палку взял…
– Так! Берите меня под руку! – командует она. – Доведу я вас.
Идём тихонечко, но на палку я опираюсь. Всё-таки хорошо, что меня сопровождают.
– Не спешите… Не спешите! – уговаривает меня моя спутница. – И смелее на меня опирайтесь!
– Васильевна! Куда нашего доктора ведёшь? Здравствуйте, Александр Николаевич! – окликает её кто-то.
– В церковь идём! Александр Николаевич сам собрался, да вот…
– Ещё чего! Сам он собрался! Моего, когда раньше разрешённого срока встал с койки, так чехвостил, а сам? – ко мне подходит жена другого моего пациента. – Стыдно, Александр Николаевич!
– Ну так я же в церковь… Не на гулянку же, – оправдываюсь я и неожиданно для себя признаюсь: – У меня в Питере нет такой церкви и такого батюшки, чтоб вот так хотелось…
– Вот что! Бери-ка меня тоже под руку!
Мне неудобно. Обе – женщины достаточно пожилые.
– Давай, давай!
В такой уже родной мне церкви я сразу попадаю в руки Анны Степановны.
– Александр Николаевич! Это что? Как вы… Ой, спасибо вам… Спасибо! – благодарит она моих провожатых. – Спаси вас Господь! Зачем вы встали, Александр Николаевич? Вот Ваня вам задаст! Спасибо, спасибо вам, дорогие!
– Да что ты, Степановна! Помочь хорошему человеку, доктору нашему!.. Александр Николаевич, мы вас сдаём вот…
– Я назад его отведу, не беспокойтесь! – быстро решает Анна Степановна. – Александр Николаевич, вы к отцу Михаилу?
– Да, я хочу…
– Здравствуйте! – неожиданно появляется отец Михаил. – Здравствуйте, Александр Николаевич! Вижу, что режим нарушаете! Вы ко мне?
– Да. Вы же знаете, прихожу, когда не могу не прийти, – я грустно усмехаюсь.
– Ну пойдёмте!
В той же комнатке мы садимся за тот же стол. Молча смотрю на отца Михаила. Ощутив в себе острую необходимость прийти в церковь, я сейчас не могу её выразить словами. Сижу и смотрю в его ясные голубые глаза.
Он тоже молчит.
– Простите… Я должен был прийти, – наконец нарушаю я затянувшуюся паузу. – Спасибо вам за вашу заботу.
– За ваше здравие Господа нашего молили все, Александр Николаевич… – он мягко улыбается, – И вы, наверное, тоже.
Согласно киваю.
– Мне казалось, то, что со мной произошло, – ЕГО наказание за мои грехи. Праведной мою жизнь назвать трудно. В первую очередь это о том, что я порой позволяю себе тоже наказывать разных негодяев… Я ведь, получив по правой щеке, не подставляю левую. Скорее наоборот – даю сдачи!
– А Лев Николаевич Толстой? Непротивление злу насилием…
– Непротивление злу насилием – это тоже не для меня. Зло должно быть наказано, иначе добро никогда не восторжествует. Согласитесь, что кротость ближнего многих вводит во искушение, толкая на неблаговидные поступки. Именно поэтому я не понимаю притчи о другой щеке.
Я говорю медленно, даже через силу. Это, конечно, и из-за своего бессилия, и, наверно, от того, что просто отвык.