Мой Ванька. Том второй

Андрей привёз Вована ко мне. Готовлю ему ванну. Хорошо, что горячая вода сегодня есть!

– Так, Вова! Давай! Ванна готова. Гипс мы с тобой снимем. Думаю, после моей терапии обойдёшься плотной повязкой, – объясняю я, возясь с его ногой.

– Как скажешь… Тебе виднее.

– Ну всё! Вперёд! Отмывайся. А я сбегаю, озадачу, чтоб тебе шмотки купили.

– Ещё чего! – настораживается он.

– Мы тебя переоденем. Ясно? Я же говорил тебе! – повторяю я тоном, не допускающим возражений. – И бороду свою удаляй! Бритва – вон, на полочке. Всё остальное тоже там. Ну я побежал!

…Затаскиваю в квартиру два мешка со шмотками. Вован, распаренный и уже побритый, сидит на кухне.

– Ну вот! Красавец! – поддеваю я. – Действительно – совсем другое дело!

– Ох, Сашка… Балдею, – признаётся он. – Сколько лет у меня такого не было. Ещё бы рюмку после ванны…

– Так возьми в холодильнике!

– А ты?

– Мне ещё тебе перевязку надо сделать. Потом сбегать в больницу, и только потом я смогу себе позволить. А ты, пока я бегаю, давай, примерь шмотки. Ботинки – потом, когда я приду. Понял?

– Угу…

– Ну я опять побежал!

Ну вот… Вроде на сегодня всё… Приём я закончил – мой последний в этот приезд приём. Порядок в кабинете навёл. С Николаем Фёдоровичем прощаться буду завтра. К Тане прощаться пойду тоже завтра. И к Дмитрию Ивановичу – тоже завтра.

Оглядываю пустой кабинет. Чёрт возьми! Снова у меня какое-то щемящее чувство внутри. Словно какая-то утрата происходит… Странно, когда я уезжаю из Питера, то у меня такого нет… Может, это здесь потому, что тут севера, которые затягивают?..

* * *

Мы только что закончили обход. Я попрощался с коллегами. Передал им своих оставшихся пациентов.

Долго говорили с Петькой. Молодец он всё-таки! Взял у него список литературы, которую он попросил меня ему прислать. Даже закрадывается желание видеть его у нас в Чистых Озёрах. Но нет! Такого предательства больницы в Булуне я себе не позволю.

Сейчас мы с главным врачом в его кабинете. На столе две маленькие рюмочки, а в них «посошок».

– Спасибо тебе, Саша, что ты приехал, – Николай Фёдорович треплет меня по плечу. – Прямо тебе скажу – вовремя! Сам видел, какая у нас нагрузка. А про квалификацию мы с тобой уже говорили.

Мы поднимаем рюмки и чокаемся.

– Николай Фёдорович, я не забыл про вариант моих кратковременных визитов. Я поговорю с экипажем, будут ли они готовы к тому, чтобы я мотался туда-сюда, а вы с Кириллом Сергеевичем это обсудите, как мы с вами договаривались. Так что стол вы за мной сохраните, ну и кабинет тоже.

– Конечно, Саша… – и он задумчиво смотрит на меня.

– Что вы на меня так смотрите?

– Всё вспоминаю, каким ты был несколько лет назад, и пытаюсь понять, как так получилось: то, что другие мучительно преодолевают годами, ты вот так взял и перемахнул. Что это? Твой талант? Твой характер? Твоё желание?

– Не знаю… – я откровенно смущаюсь. – Скорее всего, и то, и другое, и третье.

Жмём друг другу руки.

Опять сидим с Таней в её комнатушке. Вася снова мирно посапывает. Разговор не клеится.

Таня молча смотрит на меня. Её карие глаза обладают потрясающим свойством усиливать моё восприятие её состояния. Они могут быть карими-томными, обволакивающими, или карими-озорными с чертовщинкой, или карими-бешеными, как тогда в том доме… Сейчас они карие-грустные. По-тихому грустные. Конечно же, мне это понятно. Но я-то что могу сделать?

– Танюшка… Может случиться так, что я приеду раньше, но ненадолго, – говорю я, следя за выражением ее глаз. Ого! Немного меняется…

– А когда? – тихо спрашивает она.

– Не знаю… Это будет зависеть от… В общем, от того, будут ли трудные хирургические случаи, – наконец объясняю я. – Если Николай Фёдорович с Кириллом Сергеевичем договорятся, он меня сюда может отпустить на недельку.

– Правда? – зажигается Таня.

– Правда.

– Я буду ждать… – она берёт мою руку и прикладывает к своей щеке. – Мне бы только… видеть вас… Больше ничего не надо…

От такого признания – как обухом по голове… Прижимаю её к себе и несколько раз долго-долго целую.

– Ну, идите… – шепчет Таня, слегка отстраняя меня. – Долгие проводы – лишние слезы… А вам ещё собираться. Идите!..

У Дмитрия Ивановича и Надежды Михайловны снова стол, «посошок»…

– Мать, мы ненадолго. Саше ещё собираться надо, – зачем-то объясняет Дмитрий Иванович.

Не отказываюсь, потому что эти люди для меня уже давно как родные, и обидеть я их не могу.

– Дмитрий Иванович, а помните, когда мы с вами первый раз встретились в самолёте?

– Конечно, помню! Ты тогда Ваню летел выручать.

– А сейчас почему вы в Питер не летаете?

– Я тогда с дочей нашей встречался в Питере, – он почему-то мрачнеет. – А что?

– Ну мало ли вы снова решите к нам… Мы бы вас встретили, разместили. Кирилла Сергеевича бы увидели.

– Так не даёт она нам свидания, Саша, – Надежда Михайловна вздыхает. – И к нам сюда не летит, и там, в своей Москве, очень занята. Не до нас ей…

– Да ладно, мать! Была бы счастлива! – прерывает её Дмитрий Иванович. – А мы уж тут как-нибудь…