«Это случайность, – подумал он, – наверное, я просто переволновался перед вчерашним разговором».
Успокоившись, он занялся обычными делами, но ночной кошмар не шел у него из головы. Даже вечером в доме Черкасских, где он замечательно провел время с невестой, князь по-прежнему не мог забыть страшную женщину со змеями, выползающими из ее пальцев.
Кошмар вернулся ночью. Опять мерзкая камер-фрейлина шла навстречу его невесте и, протянув руки, выпускала на нее множество змей, а он, скованный невидимыми огненными путами, ничего не мог сделать, а все так же мерзко хихикал. Вскочив, Сергей поднялся с постели и уже больше не смог лечь в нее. Сон стал ужасом, как это бывает у совсем маленьких детей, но он – взрослый, сильный мужчина – так же не мог победить свой страх, как малыш, только что начавший ходить.
Князю показалось, что он сходит с ума. Теперь Сикорская ему мерещилась даже днем, она звала его к себе, улыбаясь, от чего ее грубое лицо с носом-картошкой и выступающими скулами делалось еще шире. Противно было даже смотреть на эту женщину, но она никуда не уходила из мыслей князя, казалось, что камер-фрейлина окончательно поселилась в его голове.
Сергею принесло облегчение то, что он, казалось, догадался, почему это наваждение обрушилось на его голову. Следовало извиниться за обидные слова и получить прощение, может быть, преподнести подарок. Он вчера выиграл кучу денег, но, мучимый своими кошмарами, так и не купил Холи подарка. Нужно взять выигранные деньги и купить подарок Сикорской. Сергей выпил еще бокал бренди, достал из бюро свой вчерашний выигрыш, сложил золото в объемный кошель, который с трудом поместился в карман шинели, и поехал в Зимний дворец.
Сказав лакею, что у него личное дело к камер-фрейлине Сикорской, князь остался ждать в сводчатой галерее у подножия парадной лестницы. Он почувствовал приближение этой женщины, как только та ступила на верхнюю площадку лестницы этажом выше. Опять показалось, что его воля связана, что он должен видеть Сикорскую, говорить с этой совершенно посторонней женщиной, хотя у них не было ничего общего.
Но вот фрейлина спустилась по лестнице и подошла к нему. Она была именно такая, как в его сне, она улыбалась похотливой улыбкой, от чего ее скуластое лицо стало широким, как блин. Не в силах отвести глаза, но и не решаясь смотреть в это страшное лицо, Курский молчал. Камер-фрейлина, как будто так и должно быть, властно положила руку на сгиб его локтя и потянула молодого человека за собой по лестнице. Они шли молча, Сергей даже не отдавал себе отчета, куда они идут, пока женщина не толкнула дверьи не втянула его за собой в маленькую комнату, где кроме кровати, столика и двух платяных шкафов ничего не было. Князя как магнитом тянуло к этой кровати, он даже сделал шаг по направлению к ней, но резкий голос Сикорской разрушил наваждение.
– Вы должны извиниться и загладить свою вину, – сказала камер-фрейлина.
– Да, конечно, – согласился Сергей и послушно вытащил из кармана шинели кошелек, – прошу вас, извините меня и примите это в знак примирения.
– Хорошо, вы прощены, – объявила Сикорская, взвесив на ладони тяжелый мешочек.
Она вся сияла довольством, и это выражение неприкрытого торжества, написанное на ее некрасивом лице, было так отвратительно, что князь протрезвел.
«Господи, – взмолился он, – спаси меня от этого наваждения».
На мгновение он почувствовал свободу, и этого хватило, чтобы, пробормотав на ходу, что считает недоразумение исчерпанным, князь смог выйти из комнаты. В коридоре онпочувствовал себя свободнее и почти побежал к лестнице. Немного поплутав в служебных помещениях дворца, он нашел спуск в полуподвал, а потом и выход на улицу. Выскочив на набережную Невы, Сергей пошел в сторону дома Черкасских. Холодный, почти зимний ветер остудил его разгоряченное лицо и протрезвил сознание. Он сходил с ума! От этого ужасного открытия некуда было деться. Черное отчаяние накрыло Сергея с головой, и тогда, как свет среди мглы холодного вечера, всплыло в памяти лицо его любимой.
«Холи, спаси меня, – попросил он, – выведи меня на свет».
Глава 10
Что-то было не так – Ольга чувствовала это всем сердцем. Этот месяц, который должен был стать очень счастливым, заканчивался, оставляя тяжелое чувство. К ней то и дело возвращалась черная тоска, как было два года назад, когда Сергей покинул ее. Но сейчас он был рядом, каждый день молодой человек являлся по вечерам в дом Черкасских и не отходил от невесты, пока не наставало время уезжать. Он сидел рядом за столом, переворачивал ей ноты, стоя у рояля, опирался на спинку ее кресла в гостиной, и все время старался коснуться руки Ольги, провести по ее плечам, подавая шаль, тронуть пальцы, забирая чашку чая. Жених не отводил от нее взгляда, и в его голубых глазах полыхал огонь, но было во всем поведении Сергея что-то болезненное. Ольга чувствовала в нем какой-то надлом, он льнул к ней, как ребенок, спешащий за утешением и защитой к матери, что было совершенно не похоже на того сильного и уверенного в себе человека, которого она знала раньше.