Мой суженый, мой ряженый

Женя, затаив дыхание, сделала несколько шагов в темноту. Почему-то ей вспомнилось, как когда-то давно они с двоюродной сестрой Катькой гадали в деревне у бабки. Катьке было тринадцать, Жене девять. Сестра заставила ее распустить волосы, сама тоже расплела роскошную пепельную косу, налила в блюдце воды, кинула туда простенькое мельхиоровое колечко, рядом положила зеркальце. Потом они обе, обмирая от ужаса и восторга, глядели в зеркальце и шепотом повторяли: «Мой ряженый, мой суженый, приди ко мне, поужинаем». В соседней комнате мирно похрапывала бабка.

Женя нащупала на пальце тонкое серебряное кольцо, подаренное отцом на ее пятнадцатилетие. Губы ее сами собой зашевелились, произнося заветные слова. «Мой суженый, мой ряженый…» — тихо приговаривала она и все шла, шла вперед, бесшумно ступая во тьме.

Коридор завернул направо. Черным блеском сверкнуло окно. Женя застыла на месте, напряженно глядя перед собой. Там, у окна, кто-то стоял. На фоне стекла отчетливо вырисовывался силуэт, весь точно созданный из острых углов. Профиль со слегка выступающим, упрямым подбородком, знакомо спадающая на лоб челка. Это был Карцев! Это точно был он, и никто иной!

Женя судорожно сглотнула вставший поперек горла ком. Она не знала, как быть. Карцев явно увидел ее. Улизнуть от него обратно за поворот — глупо. Подойти и заговорить — еще глупей. Вдруг он подумает, что она нарочно разыскивала его?

Женя решила: будь, что будет.

— Привет, — проговорила она негромко, стараясь, чтобы голос звучал как можно более ровно и спокойно.

— Привет, — ответил Карцев.

— Ты что тут делаешь?

— Стою. Башка гудит от этого грохота.

Она поняла, что он имеет в виду музыку, до сих пор доносящуюся снизу из зала.

— А ты что делаешь? — спросил Карцев.

— Ничего. Просто гуляю. Везде духота, а здесь ничего, свежо. — Женя слегка поколебалась и подошла поближе к окну.

Карцев смотрел на нее, как всегда, внимательно и серьезно. Она видела, как блестят в темноте его глаза. Наверное, у нее самой они блестели так же.

— Новый год, — тихо сказала Женя.

— Новый год, — эхом отозвался Карцев. Помолчал немного, потом спросил другим, более живым тоном. — Ты желание-то загадала?

— Какое желание?

— Интересное дело! Ты что, не знаешь, когда бьют куранты, нужно загадывать желание. Тогда потом оно сбывается. Иногда.

Она не увидела, а скорей почувствовала, что он улыбается.

— Да, конечно, я загадала желание. Только это секрет. — Она врала. Никакого желания она не загадывала, просто не успела. Все время была занята тем, что разыскивала его в зале. А он убежал!

Карцев пожал плечами.

— Я не претендую на чужие секреты.

Они еще помолчали, глядя друг на друга в упор.

— А ты сам загадал желание? — наконец спросила Женя.

— Загадал.

— Тоже секрет?

— Зачем? — Он подтянулся и уселся на подоконнике. — Могу сказать.

— Скажи, — почти шепотом попросила Женя.

Карцев чуть наклонился к ней так, что их лбы на секунду соприкоснулись.

— Чтобы одна красивая девушка хотя бы иногда смотрела в мою сторону.

Она снова ощутила, как перехватывает дыхание. Изо всех сил заставила себя улыбнуться.

— Девушка? Вот как? Ты, оказывается, интересуешься девушками?

— А ты думала, нет? — в тон ей произнес он.

— Да нет, просто… — Женя развела руками. — Ты как-то все время один. Вот я и… — Не договорив, она деланно рассмеялась.

— Я интересуюсь девушками, — отчетливо сказал Карцев ей в лицо.

— И кто же эта счастливица?

— Угадай с трех раз.

Женя снова нервно хихикнула.

— Неужто, Любка?

— Еще чего! — сердито проговорил Карцев. — Нужна мне эта торпеда.

— Кто же тогда? — Их лица уже были настолько близко друг к другу, что черты стали расплываться, таять. Остались только глаза, магически бездонные, черные от расширенных зрачков.

— Кто?

— Ты. — Женька спрыгнул с подоконника и оказался почти одного роста с Женей, лишь капельку выше.

Она потерянно молчала. Ей вдруг стало до боли очевидно, как она ждала этих самых слов — ждала мучительно и долго, целых три месяца, ждала, когда сидела в библиотеке, за компьютером, даже во сне. Так не ждут, когда кто-то просто нравится.

Жене захотелось плакать. Или смеяться. Короче, что-нибудь сделать, как-то выразить те эмоции, которые переполняли ее.

— Почему ты молчал? — прерывающимся голосом спросила она. — Почему, Жень?

— А что я должен был делать? Ты ведь с этим… с Крашевниковым. У вас роман?

— Нет. Нет! С чего ты взял?

— Все говорят.

— Разве ты слушаешь, что говорят другие?

— Иногда. — Он усмехнулся.

— Ты придурок. — Женя осторожно коснулась его ладони. — Полный. Неужели ты ничего не видел? Не замечал?

— Не знаю. Может быть. Ты… слишком крутая для меня.

— Глупости. Я смотрю на тебя четвертый месяц. Я даже пригласить тебя хотела сегодня на танец. Куда ты делся?

— Сюда.

Они оба уже смеялись. Потом Женя положила руки ему на плечи.

— Поцелуй меня. Или ты все еще думаешь, что я с Крашевниковым?

— Нет, не думаю.

Они поцеловались. Женя чувствовала, что жизнь разделилась на две части. Все, что происходило до этого момента, собственно и не было жизнью. Жизнь началась сейчас. Вот тут, в этом темном коридоре, под отдаленный гром хлопушек, в новогоднюю ночь.