В обязанности Мевлюта входило открывать кафе по утрам в десять часов и сидеть за кассой до восьми вечера, а также следить, чтобы все шло гладко. Несмотря на то что маленькое и тесное кафе было далеко от центральной улицы, дела у него шли неплохо. Посетителями кафе «Бинбом» были в основном случайные прохожие и наемные рабочие из крошечных контор в близлежащих переулках – фотостудий, рекламных агентств, дешевых ресторанов и ночных забегаловок с классической турецкой музыкой.
Мевлют сразу понял, что опасения шефа Тахсина по поводу честности работников были небезосновательны. Работники кафе использовали уловку, о которой Мевлют знал раньше и о которой предупреждал его шеф: они недокладывали в сэндвичи сыр, мясной фарш, соленья, говяжьи сосиски и томатную пасту и то, что получали за лишние порции, забирали себе. Капитан Тахсин, однако, разработал контрмеры, о которых он с гордостью рассказал Мевлюту: каждый день владелец пекарни «Тайфун», его хороший знакомый из Ризе, который поставлял в «Бинбом» хлеб для сэндвичей и булочки для гамбургеров, звонил капитану, чтобы сообщить, сколько именно батонов он доставил в тот день. Подобная арифметика мешала персоналу использовать сыр и фарш, сэкономленный на других порциях. Правда, работники легко проворачивали то же самое с апельсиновым, гранатовым или яблочным соком, а так как тут услужливого булочника не было и лишние стаканы подсчитать было некому, управляющему Мевлюту оставалось смотреть в оба.
Главной обязанностью Мевлюта, однако, было следить за тем, чтобы ни один посетитель не уходил без кассового чека: это великое изобретение получило распространение в Стамбуле пять лет назад. Капитан верил, что не важно, как много пройдохи украдут сыра, не важно, сколько подслащенной воды они тайком под прилавком подливают в неполный стакан апельсинового сока. Работники не смогут обмануть его, если каждый покупатель получит чек. Чтобы обеспечить дисциплину, капитан время от времени подсылал в кафе одного или другого своего знакомого. Секретный ревизор должен был попросить скидку на заказ в обмен на согласие забыть про чек. Если кассир соглашался, это значило, что он крадет деньги и должен быть немедленно уволен – как предшественник Мевлюта.
Мевлют относился к коллегам по кафе не как к врагам, ожидающим удобного случая, чтобы обмануть своего трабзонского босса, а как к усердной команде ресторанного корабля, на котором они все плывут. Он всегда работал с улыбкой и получал подлинное удовольствие, хваля работу коллег: «Ах, как ты чудесно пожарил этот тост!» или «Господи, какой у тебя денер-кебаб получился приятный и хрустящий!». Если команда кафе работала хорошо, а день выдался удачный, то Мевлют, полный гордости, послушно докладывал об этом вечером начальнику.
Сдав вахту капитану, он бежал домой, чтобы глотнуть чашку мерджимека или тарханы[60], заботливо сваренного Райихой, краешком глаза поглядывая в телевизор. Так как работникам позволялось брать для собственного употребления столько сэндвичей и кебабов, сколько они хотели, Мевлют никогда не приходил домой голодным и не просил много на обед. Прихлебывая суп, он любил рассматривать школьные учебники Фатьмы, особенно буквы, цифры и фразы, которые она выводила красивой ручкой по белым страницам тетради (в его время тетрадки были из дешевой желтой бумаги). Он по-прежнему уходил торговать бузой ближе к концу вечерних новостей и продавал ее до половины двенадцатого.
Теперь, когда Мевлют имел постоянный источник дохода, он не чувствовал давящей необходимости продать на стаканчик больше или искать новых покупателей в старых районах за Золотым Рогом, где водились злые собаки. Однажды летним вечером он навестил Святого Наставника и его учеников, прихватив тележку с мороженым; те вынесли ему поднос, на котором стояли пузатенькие чайные стаканчики, которые он наполнил до краев. С того самого дня он стучался к ним в дверь всегда, когда чувствовал потребность с кем-то поговорить, а буза всегда служила тому оправданием, так что с наступлением зимних холодов его визиты продолжились. Чтобы никто не подумал, что он приходит ради торговли, а не ради возвышенной беседы, он настоял, чтобы мороженое или буза каждый третий визит были за его счет, пока один из посетителей однажды не назвал это «пожертвованием святой обители». Встречи со старцем назывались «беседами».