Мевлют чувствовал, что это самые счастливые годы его жизни, но обычно он держал подобные мысли глубоко в себе. Если бы он позволил себе подумать о том, как счастлив, он мог бы потерять все это. В жизни всегда хватало причин для гнева и ругани, заслоняющих любое мимолетное счастье. Он не выносил, что Рейхан постоянно торчит в их доме допоздна, суя свой нос в их дела. Иногда Фатьма и Февзие начинали спорить, крича и визжа друг на друга, а затем заливались слезами. Это выводило его из себя. Он приходил в ярость, когда люди просили его принести назавтра не меньше десяти стаканов бузы, а на следующий вечер притворялись, что их нет дома, хотя Мевлют подолгу звонил в дверной звонок. Он багровел, видя по телевизору, как мать из Кютахьи рыдает из-за смерти сына, убитого в Хаккари в результате нападения на военный конвой курдских повстанцев. Он не выносил паникеров, которые перестали покупать плов и бузу на улице только потому, что на Украине произошла авария на Чернобыльской АЭС, и считали, что ветер наверняка донес радиоактивные облака до Стамбула. Он не мог сдержаться, когда дочери вновь отрывали руку куклы, которую он только что с тщательностью приделал. Он еще терпел, когда ветер качал телеантенну и в телевизоре появлялись белые пятна, которые носились по всему экрану, как снег, но терпение его лопалось, когда весь экран покрывался тенями и изображение скрывалось в тумане. Он злился, когда во всем районе отключалось электричество посреди передачи с народными песнями. Он выходил из себя, когда новости были полны известием о покушении на президента Озала и кадры (их Мевлют видел до того по меньшей мере раз двадцать), показывающие скорчившегося на полу несостоявшегося убийцу, внезапно прерывались рекламой йогурта «Хайят», и всегда говорил Райихе: «Эти ублюдки и их химический йогурт разрушили уличную торговлю».
Однако, когда Райиха просила: «Возьми девочек погулять завтра утром, чтобы я могла хорошенько прибраться в доме», Мевлют забывал обо всем, что его огорчало. Гуляя по улицам с Февзие и Фатьмой, он чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. Ему нравилось возвращаться домой после целого дня торговли пловом и дремать под разговоры дочерей, а потом просыпаться и играть с ними в пятнашки. Ему нравилось быть окликнутым на улице новым покупателем – «Я возьму стаканчик бузы, торговец».
Все эти годы Мевлют только смутно чувствовал мягкое течение времени, хотя и видел, как медленно засыхают некоторые деревья, как некоторые деревянные дома исчезают за одну ночь, как на пустых участках, где дети обычно играли в футбол, а днем дремали уличные торговцы и безработные, возводят шести– или семиэтажные здания, как растут размеры рекламных щитов на улицах, но все это он замечал не сразу – так же, как не сразу он замечал смену времен года и то, что листья желтеют и падают с деревьев. Таким образом, конец сезона бузы или футбольного чемпионата всегда заставал его врасплох, и только в последнее воскресенье сезона 1987 года, вечером, он понял, что «Антальяспор» вылетел из высшей лиги. Однажды, когда Мевлют попытался и не смог перейти проспект Халаскаргази, он заметил множество надземных пешеходных переходов, появившихся в городе после военного переворота в 1980 году, и металлические барьеры, выстроившиеся вдоль тротуаров, чтобы направить людей к этим переходам. Мевлют слышал от людей в кофейне и по телевизору про планы мэра, касающиеся большой новой дороги от Таксима к Тепебаши, которая должна была соединить Таксим и Шишхане по маршруту через Тарлабаши всего в пяти улицах от их дома, но он никогда не думал, что это произойдет. Б'oльшую часть новостей, которые Райиха приносила ему от соседских старух-сплетниц, Мевлют уже знал, ибо слышал их на улицах и в кофейне и от пожилых гречанок, обитательниц обветшалых, сумрачных, затхлых квартир в старинных домах в районе «Цветочного Пассажа», Рыбного рынка и британского консульства.