Мой старый дом

Я говорю:

— Да убери ты свои дурацкие пистолеты!

Он послушался, руки опустил. В сторону смотрит.

— Я, — говорит, — знаю, кто тебя предал.

— Та-ак… — говорю. А сам пот со лба утираю. — Значит, знаешь…

— Знаю.

— А ты не ошибаешься, а, Семёнов?

— Нет, не ошибаюсь.

Из окна крыша видна. По карнизу голуби ходят, гуркают. Вон там я стоял, когда батя увидел меня и испугался.

Я спрашиваю:

— Ну кто?

— Я интригами не занимаюсь! — отвечает Семёнов. — Он будет иметь дело со мной! Можете на меня рассчитывать.

И снова в свою флибустьерскую позу встал.

Я говорю:

— Не надо, Семёнов… Я ведь и сам знаю. Только я тебя очень прошу, пусть об этом знают только двое: ты и я. Ну, ещё можешь сказать Поле. Выполнишь, Семёнов?

Он меня удивлённым взглядом проводил.

Файзула ждёт корреспондента

«Ну, — думаю, — хватит, пора ехать домой. Одно дело сделано».

Решил напоследок зайти в свою парадную. Дверь открыл — и у меня вспыхнуло перед глазами! Три белых кружка! Я чуть дверцу ящика не оторвал.

«Сане Скачкову».

А в конверте листок в клеточку и на нём печатными буквами строчка: «Скачков, одна девочка хочет с тобой дружить!!!»

Ну, напугала… У меня даже в глазах потемнело. «Вот погоди, — думаю, — выйди, я тебе покажу, как людей пугать!»

А самому весело! Не уйду ещё. Посижу на своём прекрасном диване.

Эх, хорошо мне сидеть! Захочу — покачаюсь! Пружины скрипят изо всех сил. Скрипите, скрипите, пружины! А ну-ка и я вскочу на него ногами. Мне всегда запрещали, а теперь кто мне запретит? Мой диван! Только мой! Эх, как подкидывает! И-эх!.. И-эх!!!

Идёт Палён через проходные дворы. Спрашивает:

— Ты прыгаешь?

— Прыгаю!

— А ну-ка и я попрыгаю!

Стали мы вдвоём прыгать. Палён вдруг как заведёт:

— Опа, опа, Азия — Европа!..

Я говорю:

— Палён, ну как не стыдно!..

Он перестал.

Я говорю:

— Давай лучше поиграем в крепость.

— А как это?

— А вот я тебя столкну, значит, моя крепость, а потом ты заскакивай и меня толкай. Кто дольше крепость удержит.

Эх, хорошо я придумал! Палён как сумасшедший вокруг дивана бегает, тут сунется, там сунется, всё ищет у меня слабое место. Но в моей обороне не так легко слабое место найти.

Наконец запрыгнул Палён, как толкнёт меня, и я полетел вниз. Ничего себе — болезненный! А ещё от физкультуры освобождён.

«Ну, — думаю, — сейчас я тебя атакую!» Но Палёна не просто было атаковать. Я запрыгнул несколько раз, но не удержался. Но и Палён не удержался, полетели мы с ним вдвоём кубарем.

Не заметили даже, как Файзула подошёл. Костюм на нём чёрный, рубашка белая и жёлтые полуботинки. Одеколоном от него несёт. Что такое, не Файзула, а оперный артист какой-то!

Он кричит:

— Ай, как нехорошо! Зачем такие игры играете? Садитесь шахматы играйте. Или нарды. Или кости. Тихо надо играть.

— Почему тихо-то, Файзула? Можно и не тихо.

Это я у него спрашиваю.

— А ты совсем уходи, — Файзула говорит. — Ты мне один показатель испортил? Испортил. Ты мне другой показатель испортил? Испортил.

— Не портил я тебе никаких показателей.

— А кто ребёнка у магазина воровал? Ты воровал. Файзула всё знает. От Файзула не скроешь. Ты домой лучше иди. Сейчас корреспондент придёт, будет про меня газету писать. Фотографировать будет.

То-то, я смотрю, Файзула так вырядился. Вот что с человеком слава делает. Совсем испортился у нас дворник. Раньше Файзула тихий, скромный был. В нарды учил нас играть, песни узбекские пел, качели нам построил.

— Зачем тебе газета-то, Файзула?

— Надо газета. Почёт надо. Кишлак буду посылать.

Ну, что ты с ним сделаешь. Ведь пропадёт совсем. У него и взгляд стал другой — глаза блестят. Он и у ворот теперь по-другому стоит — как статуя. Может, он думает, что к нашему дому мраморную дощечку прибьют: здесь жил и работал дворник Файзула. Но ведь этого не будет. Жаль мне его стало. Не замечает человек, как портится.

Я говорю:

— Дощечку-то всё равно не прибьют, Файзула.

— Какую дощечку?

— Ладно, это я так подумал.

— Нехороший ты человек, Скачков. Зачем ребёнка у матери воровал?

— Да я, Файзула…

А, да чего с ним разговаривать! У него одни показатели в голове. Показатели и указатели.

— Пойдём, Палён.

Палён говорит:

— Конечно пойдём. Тебе куда? Мне в парикмахерскую.

Я говорю:

— Совпадение. Мне тоже в парикмахерскую.

А что, постригусь. Почему не постричься? Всё-таки знакомые парикмахеры. Например, Артур Жанович. Он мою голову знает.

Наша парикмахерская

В парикмахерской только и разговоров что про матч «Спартака» с «Шахтёром». Все галдят, руками размахивают.

Кухарев забьёт и Скворцов забьёт!

— Ни черта твой Скворцов не забьёт. Кухарев ещё куда ни шло, а Скворцов — нет, не забьёт.

— Да что вы говорите, в матче с «Араратом» Кухарев еле ногами двигал, вот-вот упадёт.

— Это когда, в третьем тайме?

— В третьем тайме.

— Ну, значит, и Кухарев не забьёт. Я больше всех рассчитываю на Степанова.