Мой Сталинград

Начинался он сразу же от дороги, по правую сторону от нее, и уходил вниз до Волги, километра этак на полтора. С трех сторон сад окружен канавой, ну а восточную его часть оберегала река, подступавшая вплотную. Такие сведения о саде мы могли получить лишь на другой день и никак уж не в тот час, когда подошли к нему. Только на это и хватило наших сил: уразумев, что мы дома, то есть там, где и надлежало нам быть, мы все как бы вдруг обезножели и повалились в канаву, прикрывавшуюся с обеих сторон какими-то тощими деревцами, поманившими нас, кажется, прежде всего тем, что на них было множество густолистных сучьев. По границам сада утыкались в небо своими пиками пирамидальные тополя, совершенно неожиданные для здешних мест. Они-то, прежде всего, и могли указать на то, что владелец сада понимал толк в красоте и не просто любил природу, но был ее сотворцом, умным, целеустремленным помощником. Помещик ли, богатый ли купец, истинный и самоотверженный ценитель всего прекрасного, из тех, коих было немало на Руси в предреволюционную пору, украсивший берег великой русской реки этим великолепным садом, не знал и не мог знать в свою пору, что много лет спустя тут найдут прибежище десятки тысяч защитников Отечества, чтобы собраться с новыми силами и выйти опять на рубеж кровавого единоборства. И победить в этом единоборстве. Ну а какой ценой? Но кто же думает о цене в таком-то случае.

В тот же день, в тиши своего берлинского кабинета начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер, занесет в свой дневник несколько коротких, суховато-лаконичных слов: «В группе армий „Б“ хорошие успехи у 4-й танковой армии». Это у той, что вчера громила нас при выходе из окружения, добавлю я от себя. А на следующий день в том же дневнике появится еще одна запись, столь же короткая и лаконичная, сделанная бестрепетной рукой: «Сталинград: мужскую часть населения уничтожить, женскую – вывезти». Это – из указаний Гитлера, сделанных на совещании у фельдмаршала Лиса 31 августа 1942 года, в тот самый день, когда мы обливались кровью и потом в сталинградских степях.

Каменный сон придавил нас. Сад Лапшина забылся в этом коротком сне. А 1 сентября 1942 года, когда мы выйдем к Елхам, генерал-полковник Гальдер запишет, не без удовольствия конечно: «Хорошие успехи под Сталинградом».

Еще бы! А одиннадцатью днями позже в кабинете Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, кроме него находились два человека. Одного звали Жуков Георгий Константинович, другого – Василевский Александр Михайлович. Отойдя подальше от стола Верховного, когда тот был занят разговором по телефону, один из этих двух обронил короткую фразу: «Надо искать какое-то иное решение». Он произнес эти слова полушепотом, так, чтобы их слышал только его собеседник. Ни тот, ни другой не ожидали, конечно, мгновенной реакции Сталина:

– А какое «иное» решение?

Впоследствии Георгий Константинович напишет:

«Я никогда не думал, что у И. В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу.

– Вот что, – продолжал он, – поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда... Завтра в 9 часов вечера снова соберемся здесь».

Гальдер же в эти дни продолжает повторять в своем дневнике: «Успехи под Сталинградом», «У Сталинграда успехи».

Ни он, ни мы, находившиеся в это время у стен этого города, не знали, что произойдет в Москве, в Ставке Верховного Главнокомандующего 13 сентября 1942 года, но не в девять часов вечера, а в десять, всего лишь на один час позже. Знать бы про то немецкому генералу Гальдеру, глядишь, и дрогнула бы рука, отмечающая успехи немцев под Сталинградом. Знать бы про то нам, тем, кто под утро с великим трудом отрывал себя от земли и становился на больные, нестерпимо ноющие ноги, которые не хотели слушаться, – знать бы нам, о чем там замышлялось, в далекой той Москве, может, и пободрее бы встретили мы новую зарю под истерзанным, корчащимся в судорогах бесконечных взрывов и пламени неугасающего пожара городом на Волге. Знать бы...

Но мы не знали.

«То, что мы здесь обсуждали, – предупредил полководцев Сталин, – кроме нас троих, пока никто не должен знать».

А люди эти умели хранить военную тайну.

Часть вторая Елхи

1

Первое, что я увидел, очнувшись от энергичного и, как мне показалось, довольно бесцеремонного толчка, было улыбающееся лицо Кузьмича. Будь это второе явление Иисуса Христа народу, я бы, вероятно, удивился менее, чем вот этому склонившемуся надо мною лику моего старшины. Какое-то время мы глядели друг на друга и молчали: я – оттого, что оторопел и потерял дар речи, ну а он – оттого, что ожидал от меня бурной реакции и только не знал, в каком виде она проявится.

– Во, черт... Откуда ты?

– Оттедова, откель и вы, товарищ политрук.