А 12 декабря группа армий «Дон» под командованием Манштейна приступила к осуществлению операции с кодовым названием «Зимняя гроза». Цель – деблокировать окруженную группировку войск Паулюса. На участке нашей 29-й стрелковой дивизии это аукнулось так, что немцы не только отбивались с усилившимся ожесточением, но и активизировали свои действия и сами контратаковали, пытаясь вернуть себе Елхи. В этих боях, приспевших как бы неожиданно для нас, дивизия понесла опять большие потери. В те дни в моей тетрадке, наполовину заполненной немцем (у него, уже убитого, я и добыл ее для своего дневника), была сделана мною такая запись:
«Наступление наших войск продолжается. Но у нас тут задержка: враг жестоко огрызается. Мы понесли тяжелые потери. Убиты командир второго батальона Любич, его заместитель по политчасти Моисеев, заместитель командира первого батальона Смагин. Сообщают, что взяты пленные».
Наступление советских войск продолжалось, но лишь местами, и то с оглядкой. С юга вдоль железной дороги напирал Манштейн. Мы догадывались, что окруженные немецкие войска не будут сидеть сложа руки и ждать, когда их вызволят извне. Вероятность их активизации возрастала по мере продвижения танковых корпусов немецкого фельдмаршала, любившего и умевшего наступать. В сводках назывались пункты, где мы вели тяжелые оборонительные бои. Освобожденные во время нашего контрнаступления, они опять оказались в руках рвущегося на восток врага. Котельниково, Абганерово, Жутово, Тингута, Зеты. «Бог ты мой! Неужели опять... начинать все сначала?» В тихую погоду мы уже слышали совсем близко от себя гул чужих орудий, а над собою видели немецкую штурмовую в истребительную авиацию, хорошо знакомых нам «юнкерсов», «мессершмиттов» и «Фокке-Вульфов-190», новейших самолетов, действующих одновременно и как штурмовики, и как собственно истребители на земле и в воздухе.
330 тысяч немцев (такая цифра оказалась в действительности, она на целую сотню тысяч превосходила ту, которая предполагалась ранее) находились в котле, а над нами самими нависла угроза ничуть не меньшая, чем над противником. Ободрившись, на нашем участке немцы вновь овладели Елхами, но, правда, ненадолго.
Манштейну оставалось пройти еще 30 километров, чтобы соединиться с 6-й армией Паулюса.
Со сжавшимся сердцем мы, стоявшие у Сталинграда, ждали развязки: не хотелось и думать, что же будет с нами потом. Потом, когда...
...Потом пришло спасение. Свежая армия генерала Родиона Малиновского, выдвинувшись скрытно под основание манштейновской группировки, заставила ее сначала застопорить свое продвижение, потом остановиться, а затем стремительно покатиться назад. Для окруженных это оборачивалось катастрофой, погибелью. А для нас – сигналом для возобновления натиска на врага, так и не дождавшегося освобождения. Сталин еще настойчивее требовал от представителей Ставки, Василевского и Воронова, скорейшей ликвидации окруженных: Верховному требовались войска, задействованные тут, на Волге. А число их было так велико, что артиллеристы, по мере сужения кольца, чуть ли не дрались из-за места, куда бы они могли втиснуться со своими батареями. Позднее я видел такой «бой» между своими за балкой Караватка, которою с ходу овладели пехотинцы, пересекли ее перед большим селом Песчанка и приготовились к последнему прыжку перед вступлением в предместья Сталинграда. Не по годам шустрый полковник Павлов Николай Николаевич (теперь я уже был в его батарее) носился, как Чапаев в Сломихинской, из конца в конец балки, шумно оспаривая у артиллеристов других дивизий право расположить свои гаубицы и 76-миллиметровки. Не во всех «сражениях» он одерживал победы, бывало, что и уступал другим, и тогда жалко и больно было на него смотреть. Он в самом деле рвал и метал, командируя проклятия в адрес победителей, несправедливо, как полагал Николай Николаевич, потеснивших его славных артиллеристов, в числе которых первым номером проходил у него, конечно же, Николай Савченко.
– Алексеев! Вы-то куда глядели с Киселевым, – имелся в виду командир штабной артиллерийской батареи, – куда, спрашиваю вас, глядели вы, когда прямо из-под вашего носа занимали лучшие позиции артиллеристы, которые нашим-то и в подметки не годятся, – они и стрелять-то не умеют!.. Эх вы, растяпы!
Подстегнутые своим командующим, я и Алеша Киселев, очень веселый и отлично знающий свое дело комбат, с которым мы в самый короткий срок подружились, вступали в яростную перепалку с «чужими» пушкарями. Но и наши усилия не увенчались успехом. Один лишь командир из дивизиона гвардейских минометов, знакомый мне по абганеровским боям, чуть подвинулся в сторонку со своими «катюшами», и то, скорее, из жалости к нам или просто по знакомству.