Мой Сталинград

Елхи были взяты, и казалось, окончательно. Взяты не к десяти, а девяти утра 23 ноября. Усилиями, правда, не одного 106-го, «моего», как продолжал я называть его в своих мыслях, как бы по инерции, а при участии всех трех стрелковых полков, одного учебного батальона и, разумеется, всех артиллеристов, сосредоточенных Николаем Николаевичем Павловым, моим будущим начальником, в местах, указанных Поповым, коему Лосев, к удивлению всех других командиров, не приказал, а доверил проведение всей операции. Для ее осуществления вся ночь ушла на перегруппировку сил дивизии. В центре, прямо перед хутором, стоял как раз «мой» 106-й полк, но и он более чем наполовину уменьшился тут, половина его переведена далеко на левый фланг и влилась в 228-й полк, от которого, как известно, при выходе сюда, к Елхам, сохранилось одно знамя да три-четыре десятка бойцов, и возрождать этот полк пришлось почти что с нуля. Налево ушли ночью и минометчики Усмана Хальфина (остался на прежнем месте, в противотанковом рву, взвод пятидесятимиллиметровок Михаила Лобанова, единственная «грозная» сила для поддержки утончившегося до ниточки переднего края, занятого пехотинцами), выдвинулась в том же направлении и пулеметная рота, а вместе с нею и старый солдат, мой полуночный собеседник Устимов Федор Тимофеевич; где-то поблизости, не теряя его из виду, горбясь под тяжелой санитарной сумкой, тихой тенью шла и Надя. Короче говоря, передовая наша, которая находилась на главном направлении, где предполагался основной удар немцев, если б они вздумали возобновить наступление с целью выхода к Бекетовке и Волге, южнее Лапшинова сада, – передовая эта оставалась, по сути, оголенной. Но это не смущало Попова. Хутор охватывался с трех почти сторон нашими войсками, которые, в случае перехода немцев в атаку, без особого труда могли бы соединить свой левый и правый фланги и отсечь врага от его ближайших тылов, то есть окружить.

Но противник не стронулся с места. Более того: он и не ожидал нашей атаки, потому что она была приготовлена в наикратчайший срок и началась перед рассветом, на исходе ночи, почти ночью, когда немцы вообще не любили воевать. Они зашевелились лишь тогда, когда, стреляя на ходу, без возгласов «ура» советские солдаты ворвались в развалины хутора теперь уже с трех сторон. А к девяти утра хутор был очищен от врага. Впервые убитых было значительно больше не с нашей, а с немецкой стороны. Оставшиеся в живых немцы собирали и уносили трупы своих солдат в указанное нашими командирами место.

Мы трое, я, Зебницкий и Соколов, вошли в хутор вслед за саперами, убирающими с нашей и немецкой передовой колючую проволоку. На северо-восточной окраине хутора увидели большую группу наших. Среди них был и майор Попов в распахнутом белом полушубке. Голова его была обнажена. Без шапок были и все остальные. Мы не сразу сообразили, что же там происходит. Подойдя, увидели: бойцы в скорбном молчании стояли над ямой, до самых краев забросанной телами их товарищей. Но это были не те, что погибли в ночном бою. Это были наши же солдаты, которые попали в плен к немцам 20 и 21 ноября и днем 22-го; за несколько часов до нашего ночного штурма гитлеровцы их расстреляли прямо перед ямой, а закопать, видимо, не успели. Бойцы стояли над ямой молча. Плакала навзрыд одна женщина.

Это была Надя, Надежда Николаевна. И опять, как в сентябре 42-го, рядом с нею был Федор Тимофеевич Устимов, положив руку ей на плечо, пытаясь утешить.

И взятие Елхов, которое могло бы обрадовать всех нас, что-то не очень радовало.

Однако на другой день пришло наконец сообщение, из коего узнали и мы: вся немецкая группировка, насчитывающая сотни тысяч солдат и офицеров, в их числе и вся 6-я армия во главе с Паулюсом, была окружена. И мы опять, но уже с большею силой могли возликовать.

Появится в «Советском богатыре» и второй список награжденных – это уже за взятие Елхов, этому в дивизии радовались ничуть не меньше, чем радовались те из нас, кому вручались к концу войны медали «За взятие Бухареста», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги» и даже «За взятие Берлина», – так-то дорого обошлось для нас взятие, точнее, освобождение, этого безвестного прежде хуторка, этой окропленной кровью малюсенькой частицы родной земли.

С радостным волнением я увидел в списке награжденных лейтенанта Усмана Хальфина и сержанта (теперь уже старшего сержанта) Гужавина. С удивлением увидел я в том списке и двух из тех, что попрятали штыки в землю. Они награждались медалью «За отвагу». Один – посмертно. Вот уж истинно: смертью смерть поправ...

4

24 ноября войска вновь созданного Донского фронта во главе со вторым после Жукова любимцем советских солдат Константином Рокоссовским, наступающим с севера вдоль Волги, соединились с группой войск полковника С. Ф. Горохова в поселке Латошинке. Представляю себе, как радовались этой встрече в 62-й армии генерала Чуйкова и каким потрясением явилось это для немцев. Именно в тот же день из ставки фюрера, находившейся под Винницей, генерал-полковник Паулюс получил радиограмму: