Ученик согласно кивнул, не открывая глаз, и замер. Тщательно обработав каждое повреждение на лице и теле, я убедилась, что среди них нет угрожающих жизни, и перешла к руке. Сделав укол, я укрыла ученика одеялом и кивнула в сторону тумбочки.
— Это — таблетки болеутоляющего. Можешь принять сразу две, если понадобится. Я зайду через полчаса. Постарайся уснуть.
Я вышла, чувствуя, что удерживаюсь из последних сил. Тело ломило. Я устала физически. После выматывающего поединка с высшим, после того как довела ученика до постели, после дня, потребовавшего от меня всех возможных ресурсов. И, если тело еще можно было как-то отключить, то способ отключить сознание был мне неизвестен. Мысли крутились бешеной каруселью, и ни одна из них меня не радовала. Даже воспоминание о смерти Себастиана. Мой ученик, глупый, запутавшийся во вранье и противоречивых чувствах мальчик, вынужден был заплатить весьма высокую цену за самонадеянность и юношескую горячность. И руками правосудия выпало стать мне. Меня передернуло от омерзительнейшего ощущения. Будто я извалялась в грязи. Склизких, липких, жирных помоях. Неожиданно решив послать все и вся к черту, я прошествовала в гостиную, к бару, достала бутылку виски, стакан и уселась за столом, полная решимости утопить остаток ночи в выпивке. Растянув первую порцию на обещанные Вину полчаса, я поднялась к нему в комнату. Дампир лежал, отвернувшись к стене, без движения. Я наклонилась над ним. Закрытые, без малейшего трепета глаза, ровное дыхание. Либо спит, либо искусно притворяется. В любом случае, ему необходимо было побыть одному, и я, заперев его, спустилась вниз. Я не хотела больше держать Ирвина под замком. Но у меня оставались сомнения по поводу его вменяемости, и я желала перестраховаться.
Всю оставшуюся ночь я методично и целенаправленно напивалась, пытаясь успокоить разбушевавшуюся совесть. Как водится, избранный метод успокоения не принес. Стало только хуже. К утру, полузадушенная чувством вины и пережитыми эмоциями, я рыдала в голос, обняв подушку, как в детстве.
Проснулась я около часа, на диване в гостиной. Наградой за прошлую ночь оказалась жестокая головная боль и тошнота. Устыдившись своей слабости, я прибрала комнату, старательно удаляя следы вчерашнего буйства, приняла душ и, одевшись, заглянула к ученику.
Он лежал на кровати, подложив под голову правую руку и неподвижно глядя в потолок. На мое присутствие он не отреагировал. Я позвала его по имени, но ученик даже не повернул головы. Я склонилась над ним, и Вин скользнул по мне невидящим взглядом, сразу же вернувшись к бездумному созерцанию потолка. Я с сомнением пересчитала таблетки обезболивающего, убедилась, что Ирвин принял ровно две, и заторможенное состояние не вызвано затуманенностью сознания. Видимо, причиной его поведения был пережитый вчера шок. Вздохнув, я развернулась и вышла.
Несколько часов я провела в зале, изматывая тело, пытаясь вынудить разум отключиться. Я заставляла себя работать до тошноты, выкладываясь полностью, вопреки одолевавшему меня похмелью, наказывая себя за все ошибки разом. За боль ученика, лежавшего сейчас в комнате. За свою боль и бессилие. За то, что, побоявшись ответственности в начале, привела нас обоих к такому страшному финалу. Я умела быть жестокой. В первую очередь, к себе. Но и тем людям, что были со мной рядом, приходилось несладко. Безусловно, дампир был виновен в своих делах. Возможно, он даже не представлял, сколь отдаленные последствия повлекут за собой его поступки. Возможно, не смог просчитать, сколь масштабным окажется результат его деятельности. Но ведь он совершенно точно понимал, что его поступки являются предательством. Так что, наказание свое он, без сомнений, заслужил. Но заслужил ли такое?.. Меня сжирала ненависть к себе и к падальщикам. Я едва удерживалась от того, чтобы сесть в автомобиль, повторить вчерашний путь и покрошить каждого, кого смогу найти на их базе. Чертов Себастиан! Я отчаянно жалела, что убила его так быстро. Если бы я имела возможность повернуть время вспять, высший умирал бы медленно и мучительно, расплачиваясь за каждую минуту страданий, доставленную Вину. Отрезвило меня только то, что мой ученик, возможно, чувствовал бы боль своей доминанты.
Вечером я вновь навестила своего щенка. На этот раз Ирвин лежал на боку, завернувшись в плед. Но взгляд карих глаз оставался все таким же пустым. Я деловито разложила медикаменты и молча принялась обрабатывать повреждения, начав с лица. Ирвин взглядом отслеживал мои движения, но не произносил ни слова. Завершив первый этап, я осторожно откинула плед, обнажив дампира по пояс, и занялась его телом. Ученик молчал. От этого становилось жутко. Заговорить первой я не решилась, сохраняя за ним право ограничить взаимодействие со мной. Наверняка и само мое присутствие было Вину не слишком приятно. Убрав медикаменты, я поднялась и направилась к двери. В двух шагах от нее меня остановил уверенный голос:
— Мастер!