Мои седые кудри

Под кронами ветвистых деревьев партизанам был подан завтрак — перловая каша с мясом. Проголодавшиеся люди ели с аппетитом. Многие из них без всякой меры нахваливали повара за отлично приготовленный завтрак. Правда, двое поругивали его за то, что пересолил кашу, продукт перевел. Однако добавки попросили, чем вызвали веселое оживление всех завтракавших.

Иван Плешков, как всегда, ел молча, считая разговоры о качестве пищи совершенно неуместными. Поев, он снова заговорил, в который уже раз, о проблеме номер один.

— В конце концов должны же мы постараться. Чем он виноват, что вымахал под самое небо, будто хотел макушку Казбека рукой достать.

— Ты, Иван, прав, — поддерживали его собеседники, — но где же нам разыскать такого немца или полицая, чтобы его амуниция пришлась впору Хатагову?

— Разве мы не стараемся? — разводил руками партизан ленинградец Юрий. — Каких здоровенных фашистов приводили, и все без толку.

— Надо бы в Минск податься, — предложил кто-то, — там, говорят, рослыми эсэсовцами хоть пруд пруди…

— В Минск не в Минск, — возражали другие, — а вот выследить эшелон с эсэсами было бы вернее.

— А по-моему, — раздался чей-то тенорок, — надо найти ателье индивидуального пошива и заказать срочно форму для командира.

Все дружно рассмеялись.

Хатагов сидел чуть поодаль и делал вид, что эти разговоры его не касаются. Правда, как это часто бывает, умея заботиться о других, он почти забывал о себе. Друзья знали об этой черте хатаговского характера и, не сговариваясь, заботились о нем. Но с одеждой для своего командира они ничего не могли придумать, а приближающаяся осень и за ней зима ставили, как говорил Плешков, вопрос ребром.

Сколько времени длилась бы еще дискуссия об одежде для Хатагова, неизвестно. Прервал ее подошедший к Хатагову комендант базы. Он представил командиру прибывшего:

— Из штаба, товарищ командир! Документы у него в порядке.

Хатагов хорошо знал посыльного Колю.

Молодой партизан козырнул и передал ему пакет. Хатагов тут же вскрыл его и прочитал послание. На минуту задумался, нахмурил брови, а потом, вскинув быстрый взгляд на прибывшего, спросил:

— А почему бумага подписана Димой Корниенко?

Коля снял с головы фуражку и тихо сказал:

— Вчера… наш командир… погиб…

— Как погиб? — еще не вникнув в смысл услышанного, переспросил Хатагов.

— Мина взорвалась, товарищ командир… Мина!

— Какая мина? Да ты сядь и расскажи толком… — встревоженно уставился на него Хатагов.

Все примолкли.

— Он… ну… Василий Васильевич… Обучал командиров, как с новыми минами обращаться… Он… Она… Эта мина и… взорвалась в руках у него… Пятерых унесла… И Якова Кузнецова тоже…

Хатагов склонил голову. Партизаны, не слышавшие разговора, поняли, что произошло непоправимое, и тоже обнажили головы.

— Друзья, — обратился к товарищам Хатагов, — случилось великое горе: наш командир Щербина погиб… и с ним замечательный человек Яков Кузнецов…

Имена этих храбрых воинов были известны и пользовались в партизанском крае большой популярностью. Весть о гибели отважных товарищей повергла всех в уныние. Партизаны молча ждали, что еще скажет Хатагов. А он достал кисет из красного бархата, оторвал кусочек пожелтевшей газеты, сыпнул щепотку самосада и начал делать самокрутку. Закурил, затянулся глубоко, потом передал кисет стоявшим рядом партизанам.

— Коля принес нам тяжелое известие, — снова проговорил он, опустив глаза. — Но выше головы! — И он окинул взглядом весь отряд. — Всем погибшим друзьям-партизанам мы поставим лучший в мире памятник — и будет он называться Монументом Победы! А сейчас покурите, подумайте…

Когда вокруг Хатагова столпились все партизаны его группы, он поднял руку, собираясь говорить. Все притихли.

— Наш друг, партизан Коля, — начал он и положил свою большую ладонь на Колино плечо, — привез приказ командования: нас переводят на новое место. Куда — узнаем на новой базе. Я должен вам сказать, что путь наш будет не из легких. Нам придется идти по болотам, переходить речки, проходить села, где возможны огневые встречи с фашистами, нас будут преследовать эсэсовцы… Я говорю все это, чтобы вы знали трудности похода и хорошо подготовились к нему.

— А нам не привыкать! — раздались голоса. — Веди нас, командир, а мы все, как один, пойдем за тобой!

— Хорошо! Даже отлично, товарищи! Но знайте, — Хатагов сделал паузу, чтобы подобрать более точное слово, — что этот поход будет труднее всех прежних. Если кто чувствует себя ослабевшим или неподготовленным к такому походу, пусть скажет, мы его придадим другому отряду, который действует здесь.

— Нету таких! — раздались дружные голоса.

— И не будет! — прозвучал снова знакомый тенорок, который советовал заказать Хатагову костюм в ателье индпошива.

— Спасибо, родные мои!

Хатагов почувствовал в дружных ответах партизан доверие к себе и признание его авторитета. Он подошел к Золотухину и тихо спросил:

— А ты, Ваня, как? Может, тебе лучше остаться?

— Что вы говорите такое, товарищ командир, да я эту штуковину уже сейчас, — он потряс палкой, на которую опирался при ходьбе, — вон куда заброшу! — И показал на верхушки деревьев.

— Я понимаю, но…