После короткого отдыха снова двинулись дальше. Утром они достигли берега небольшой речушки, змеившейся в лесных зарослях. Ее зеленые берега упирались в вековые деревья. Если долго смотреть на плавное течение речки, то казалось, что деревья растут прямо из воды. Здесь было тихо и спокойно.
— Привал и отдых, — услышали партизаны голос своего командира.
Небо уже давно очистилось от туч, и солнечные лучи купались в свежеумытых зеленых верхушках вековых деревьев.
Золотухин, хотя и чувствовал себя очень плохо, улыбнулся Хатагову:
— Доброе утро, командир. Слышал ночью два взрыва. Ну, подумал, отличная работа… А я себя лучше чувствую…
— Добрым это утро будет, если мы тебя поставим на ноги. Вот отдохнем, а потом сделаем тебе перевязку. А сейчас — спать!
Раненый с чувством какой-то нежности посмотрел в голубоватые глаза командира. Его сухие и потрескавшиеся губы слегка зашевелились, на ресницы набежали прозрачные капельки.
Хатагов, прикрыв глаза, старательно вытирал рукавом выступавшие на лбу крупные капли пота.
К полудню отдохнули, освежились в речке, позавтракали. Ко всем будто вернулись прежние силы — хоть сейчас снова на задание.
Один только Золотухин отказался от еды, молчал, щеки его пылали, глаза лихорадочно блестели. По всему было видно, что у него сильный жар и необходимо было срочно что-то предпринимать.
Хатагов спустился к реке, вымыл руки и протер их оставшейся самогонкой. Потом склонился над Золотухиным. Повязка и листья подорожника были в сукровице и отдавали дурным запахом загноившейся раны. Командир внимательно осмотрел рану, промыл ее и произнес:
— Буду резать! Вскрою гнойник, вытащу пулю, продезинфицирую и забинтую рану. Только так!
Это он говорил самому себе, но Золотухин и партизаны все отлично слышали. Первым откликнулся Золотухин:
— Режьте, товарищ командир, все равно помирать!
Кругом рассмеялись, а Золотухин, ободренный их смехом, спросил Хатагова:
— Как оперировать, под наркозом или без?
— Слушай, Ваня! — серьезно сказал Хатагов. — Операция пустяковая, но будет больно. Сейчас еще тебя можно спасти, но завтра — конец.
— Я же согласен, товарищ Хатагов! Рука у вас легкая. Вот увидите — глазом не поведу.
Единственный хирургический инструмент, которым располагал Хатагов, — это охотничий нож. Его-то Хатагов и наточил так, что им можно было бриться. Он все увереннее входил в роль хирурга. Засучил рукава, оглядел своих «санитаров» и дал им нужные распоряжения. Двое должны были держать больного, третьему поручили вскипятить воду в железной кружке и сделать жгуты и «бинты» из своей нижней сорочки.
«Хирург» приметил во время купанья, что у этого партизана сорочка оказалась белее, чем у других. Когда все было готово, Хатагов, ко всеобщему изумлению, положил на «операционный стол» пакет ваты, марлю, обернутую в пергамент, и поставил пузырек с йодом. Все это он извлек из-за пазухи. Чувствуя на себе удивленные взгляды партизан, он с ходу окунул кривое лезвие ножа в кружку с кипятком и приступил к операции.
— Ну, тезка, — обратился он к Золотухину, — теперь держись. Хлопцы, накладывайте жгут! Та-ак, хорошо… Держите больного покрепче!
Он легко провел лезвием ножа по ране и вскрыл нарыв. Хлынувшую кровь убирал ватой. Потом раздвинул края раны и кончиком ножа быстро извлек из нее маленький кусочек металла.
— Ну вот, главное зло удалено, — проговорил Хатагов.
Он довольно искусно обработал рану, вложил тампон, туго забинтовал ногу.
— Теперь снимайте жгут, ребята. Кажется, операция прошла удачно, — проговорил он, вытирая крупные капли пота, густо усеявшие его лоб.
— Товарищ командир, — обратился к Хатагову один из тех, кто накладывал жгут на ногу Золотухина, — можно задать вопрос?
— Вопрос всегда можно задать, — улыбнулся Хатагов, — но не всегда можно на него ответить.
— Харитон Александрович, а вам раньше приходилось оперировать?
— Да, у животных приходилось кое-что вырезать, — лукаво ответил Хатагов, — а человека режу впервые.
— Но у вас так здорово получилось, товарищ командир, будто вы настоящий хирург.
— Если к вечеру температура спадет — значит, все обошлось и наш Иван через недельку пойдет на задание.
— Спасибо, товарищ командир, — произнес осипшим голосом Золотухин. — Спасибо, Харитон Александрович. Кровь от головы отошла. Легче мне.
Он умолк, и вскоре глубокий сон безраздельно завладел раненым партизаном.
Кто-то не удержался и спросил, откуда командир достал йод и вату с марлей, Харитон Александрович улыбнулся своей широкой доброй улыбкой и ответил:
— Не такой это секрет. Зашел на станцию и попросил у дежурного.
— И он дал? — спросили в один голос несколько человек.
— Вы же видели йод и вату — значит, дал. Там, правда, два эсэсовца протестовали…
КУПИЛИ СЕБЕ… ВРАЧА
Ранним утром все партизанские группы из отряда Хатагова благополучно вернулись на свою базу.
Командир выслушал рапорты боевых товарищей. Убедившись, что задания выполнены и потерь нет, отдал команду располагаться на отдых.