Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Нора Эвенель, избегая юношеской любви Гарлея л'Эстренджа, поступила компаньонкой, по рекомендации леди Лэнсмер, к одной из её пожилых родственниц, леди Джэн Гортон. Но леди Лэнсмер не могла допустить, чтобы девушка низкого происхождения была в состоянии долго выдерживать свою благородную гордость и отклонят жаркия преследования человека, который мог обещать ей звание и общественные права графини. Она постоянно внушала леди Джэн, что необходимо выдать Нору за кого нибудь, кто бы несколько поболее соответствовал её званию, и уполномочила эту леди обещать каждому претенденту приданое, превосходящее все ожидания Норы. Леди Джэн осмотрелась и заметила в ограниченном кругу своих знакомых молодого адвоката, побочного сына пэра, который был в более близких, чем того требовала его обязанность, отношениях с великосветскими клиентами, разорившимися и тем положившими основание его богатству. Молодой человек был красив собою и всегда хорошо одет. Леди Джэн пригласила его к себе и, видя, что он совершенно очарован любезностью Норы, шепнула ему о приданом. Благовоспитанный адвокат. который впоследствии сделался бароном Леви, не нуждался в подобных намеках, потому что хотя он и был в то время беден, но надеялся сделать карьеру собственными дарованиями и, в противоположность с Рандалемь, чувствовал горячую кровь у себя в жилах. Во всяком случае, намеки леди Джэн внушили ему уверенность в успехе, и когда он сделал формальное предложение и получил столь же формальный отказ, его самолюбие было сильно затронуто. Тщеславие было одною из главных страстей Леви, а при тщеславии ненависть бывает ужасна, мщение деятельно. Леви удалился, скрывая свое негодование; он не понимал даже сам в полной мере, как этот порыв негодования, охладев, превратился в сильную злобу при могущественном содействии счастья и удачи.

Леди Джэн была сначала очень сердита на Нору и отказ претенденту, который, по её мнению, был вполне достоин выбора. Но страстная грация этой необыкновенной девушки нашла доступ к её сердцу и изгнала из него все фамильные предразсудки; она постепенно стала приходить к убеждению, что Нора достойна человека более привлекательного, чем мистер Леви.

Между тем Гарлей все еще думал, что Нора отвечает его любви, и что только чувство благодарности к его родным, врожденный ей инстинкт деликатности делали ее равнодушною к его искательствам. Во всяком случае, должно отдать ему справедливость, что, как ни был он в то время пылок и восприимчив, он непременно оставил бы свое намерение, еслиб понял, что оно имеет вид одного лишь преследования. Заблуждение его в этом отношении было очень естественно, потому что его разговор, пока он и не разоблачил совершенно его сердца, не мог не удивлять и не восхищать гениального ребенка, и откровенные, незнавшие притворства глаза Норы при встрече с ним не могли не обнаруживать восторга. Кто все в его лета был бы в состоянии разгадать сердце этой женщины-поэта? Как поэт, она увлекалась великими залогами ума, которого самые ошибки проявляли лишь свойства роскошной и изящной натуры. Как женщина, она требовала натуры, может быть, пылкой, блестящей в проявлениях своих благородных начал, – но уже натуры развитой и созревшей. Гарлей был еще ребенок, а Нора принадлежала в числу тех женщин, которые должны найти или создать для себя идеал, могущий господствовать над их сердцем и неудержимо влечь его в любви.

Гарлей открыл не без затруднений новое местопребывание Норы. Он явился к леди Джэн, но леди Джэн, в выражениях, исполненных особенного достоинства, отказала ему от дома. Он никак немог получить от Норы согласия на свидание. Он писал к ней; но убедился, что письма его не доходили, потому что оставались ответа. Его молодое сердце запылало негодованием. Он делал без рассудства, которые очень беспокоили леди Лэнсмер и его благоразумного друга Одлея Эджертона. По просьбе матери и по убеждению сына, Одлей согласился посетить леди Джэн и познакомиться с Норой. При первом свидании, впечатление, которое Одлей произвел на Нору, было глубоко и необыкновенно. Она слыхала о нем прежде, как о человеке, которого Гарлей очень любил и уважал, а теперь в выражении его лица, его словах, тоне его глубоко спокойного голоса она открыла ту силу, которой женщина, как бы ни были блестящи её душевные способности, никогда не достигает. Впечатление, которое Нора произвела на Эджертона, было столь же неожиданно. Он остановился пред красотою лица и форм, которая принадлежит к тому редкому разряду, который удается нам видеть раз или два в жизни. Он почувствовал, что любовь проникла в его сердце, тогда как доверчивость друга заставляла его быть очень осторожным и бояться увлечения.

– Я не пойду туда более, сказал он раз Гарлею.

– Отчего это?

– Девушка тебя не любит. Перестань и ты думать о ней.