Мой путь в рай

Еще несколько минут продолжался полет. Капитан шаттла объявил, что мы приближаемся к Кимаи но Джи, столице Мотоки, и шаттл пробил облачный покров. Под нами была неровная береговая линия среди гор, поросших серо-зелеными пихтами и соснами. Я наклонился вперед, стараясь разглядеть место, ради которого мы будем воевать, и долго ничего не видел, кроме пологих зеленых холмов и тумана. Потом я заметил низко летящий желтый дирижабль, он шел из небольших сельскохозяйственных или шахтерских поселков Мотоки на юге, может быть, Шукаку или Цуметаи Ока. Дирижабль направлялся к деревушку у моря, окруженную несколькими полями и большой черной каменной стеной. Дальше виднелся лес; лес, стена, поля удерживали туземную флору и фауну на расстоянии. Я представлял себе этот поселок Мотоки как остров нормальности в море чуждости. Японцы всегда были островными жителями. Город небольшой, тысяч на сорок, группа зданий, два голубых хрустальных купола. Мой маленький город Гатун в Панаме больше.

И тут меня поразило безумие ситуации: на планете, где из-за небольших морей площадь суши больше, чем на Земле, два города размером с Гатун в Панаме ведут жестокую войну за право владеть пустыми пространствами, которые никогда не смогут использовать!

Шаттл спускался для посадки. Дома из темных деревянных брусьев с белыми стенами из рисовой бумаги, тонкие и прозрачные, как крылышки мотыльков. На всей улицах, во всех садах ландшафт превосходно упорядочен, словно весь город представляет из себя гигантский сад, случайно населенный людьми. Кусты аккуратно подстрижены, черные стволы цветущих розовых слив искажены странным сюрреалистическим рисунком, как будто их вырезал скульптор. Я ожидал увидеть признаки возраста: полуразрушенные здания, рухнувшие сараи. Но никаких трущоб на Пекаре не было. Не было и никакой экстравагантности. Ни сверкающих огней, ни хрустальных зданий. Весь город был образцом строгой сдержанности и аскетизма. Мы еще больше замедлили полет, коснулись полосы, шаттл покатился по ней и остановился.

От здания вокзала отошло несколько больших грузовиков. С них сошли пятьдесят самураев в черном защитном вооружении, они выстроились вокруг трапа шаттла. Дверь открылась, и наши люди начали цепочкой спускаться по ступеням. Сладкий незнакомый запах, похожий на запах сохнущего на солнце сахарного тростника, заполнил корабль. Запах Пекаря.

Мы вышли и обнаружили, что грузовики полны одежды: башмаки и просторные брюки, тяжелые кимоно и куртки. Нам вручили пластиковые пакеты с подарками прибывающим: расческа, кусочек мыла, зубная паста, карта планеты. Тем из нас, кто находился в отделении "особой безопасности", на руку надели небольшие мониторы. Такие носят преступники, отпущенные под честное слово, чтобы полиция могла следить за ними. На мониторе была изображена карта города. Сообщалось, что до пяти часов мы должны явиться в определенное здание. Поблизости шумел океан, морской ветер дул над полем, поднимая пыль. Повсюду видны были осы, они гудели над головами, садились на руки.

Самураи построили нас в ряд и повели с поля. Мне показалось, что у меня ноги укоротились сантиметра на два: на каждом шагу я взлетал в воздух выше, чем хотел. Я всего две недели испытывал повышенное тяготение на корабле, а криотехники следили за состоянием мышц, и потому я подпрыгивал при ходьбе. Мы прошли по городской окраине, по дороге, с обеих сторон огражденной низким бамбуковым забором, мимо домов. Опадали цветы сливы, образуя ковер у нас под ногами. В домах все двери и окна были закрыты. Мы миновали деловой район, где с фонарных столбов свисали воздушные змеи, и из боковой улицы выбежал маленький мальчик японец. Он чуть не столкнулся с идущим передо мной человеком, потом остановился, посмотрел на нас и закричал: "Tengu!"

Я улыбнулся ему, и он в ужасе попятился. У ребенка были раскосые глаза, надглазная складка так выделена, что глаза превратились в щелки.

Человек за мной рассмеялся.

- Наверно, никого красивее японцев не видел!

Я тоже рассмеялся и подумал, что испытывает ребенок, никогда не видевший человека другой расы. Может ли он увидеть в нас людей?

Самурай крикнул: "Не разговаривать!", и мы молча пошли дальше, пока не подошли к большому сооружению - круглому стадиону.