— О. — Он жестоко улыбается. — Я не понял, кого ты там прижал, Джонатан, но теперь все становится на свои места. — Эммет выпячивает подбородок в знак узнавания. — Милая Эмелия. Дочь шлюхи.
Я вздрагиваю.
— Не буду мешать… продолжайте.
Профессор Барклай двигается так быстро, что я едва успеваю осознать, что происходит, прежде чем он хватает Эммета за яремную вену и прижимает к стене.
— Хватит, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы.
Молча смотрю на них, адреналин и страх смешиваются до точки кипения. Чувствую, как слезы щиплют мои глаза, а колени дрожат так, словно вот-вот подкосятся.
Почти так же быстро, как он хватает Эммета, профессор Барклай отпускает его. Эммет выглядит совершенно невозмутимым из-за ссоры. Он поправляет ворот рубашки, затем проводит рукой по пиджаку.
— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Александр у меня за спиной.
Профессор Барклай сжимает и разжимает руку, словно пытаясь успокоиться.
Эммет говорит.
— Я как раз знакомился с нашей младшей сестрой.
Наконец-то я обретаю дар речи.
— Последний раз, когда я проверяла, мы не были родственниками, — чуть не выплевываю я, презирая его все больше и больше с каждой секундой.
Темные глаза Эммета встречаются с моими, и на долю секунды в них отражается замешательство, прежде чем он прячет эмоции за маской ненависти.
Значит, они действительно не знают правды. Фредерик никогда не говорил им.
— Что ты имеешь в виду, Эмелия? — спрашивает Александр, обходя меня, чтобы подойти к брату.
Мне не нравится это ощущение, внезапно они ополчаются против меня. Я даже не замечаю присутствия профессора Барклая рядом со мной.
— Эмелия, — подталкивает Александр.
— Я тебе не сестра, — говорю я, ослепленная яростью и не заботясь о последствиях, к которым приведет мое признание. — Фредерик не мой биологический отец.
Александр выглядит уязвленным, когда спрашивает.
— О чем ты говоришь?
— У моей матери был роман, когда она была замужем за Фредериком. Я думала, вы это знаете.
Несколько секунд никто не произносит ни слова, а затем Эммет пожимает плечами, как будто это мало что для него значит.
— Я уже знал, что у Кэтлин была склонность к подобному поведению.
— Пошел ты, — шиплю я.
Профессор Барклай делает шаг в мою сторону, защищая меня. Глаза Александра расширяются, и он протягивает руки, как будто пытаясь заставить меня успокоиться.
— Думаю, нам всем нужно остыть.
— Так ли это? Или мы должны выпроводить незваного гостя из твоей квартиры? — спрашивает Эммет Александра, прежде чем снова повернуться ко мне. — И вообще, как ты получила приглашение? Конечно же, ты не пробралась тайком в сердце моего брата. У него всегда была слабость к нуждающимся. Он слеп к тому, какими хитрыми могут быть люди, но я-то нет. Чего бы ты ни хотела от нас, у тебя ничего не получится. Уходи.
Хотя я никогда не считала себя жестоким человеком, мне хотелось бы ударить его, поцарапать, оставить следы любым способом. Хотела бы я причинить ему такую же глубокую боль, какую он причиняет мне прямо сейчас. Эти раны затянутся, но он, кажется, даже не осознает, как жестоко поступает.
Меня никогда раньше ниоткуда не выгоняли, и я не буду ждать, пока он повторит. У меня с собой сумочка, больше мне ничего не нужно.
Я не удосуживаюсь взглянуть ни на Александра, ни на профессора Барклая, прежде чем повернуться на пятках и выскочить из квартиры. Поездка на лифте мучительно долгая. Слезы сдерживаются по какой-то божественной милости, но в тот момент, когда я выхожу на улицу и замечаю, что профессор Барклай стоит прямо рядом со мной на обочине, у меня вырывается тихое рыдание.
Я поворачиваюсь к нему и прижимаюсь своим маленьким телом к его. Он заключает меня в свои объятия, и я плачу так, как никогда не плакала, всхлипываю тяжелыми приступами, из-за которых судорожно хватаю ртом воздух, хватка профессора Барклая на мне — единственная связь с миром.
Он успокаивает меня, но не говорит остановиться и не отталкивает.
Я плачу до тех пор, пока мои рыдания не прерываются, пока не чувствую себя разбитой.
— Эмелия. — Он говорит это так, словно ему тоже больно. — Пожалуйста, не плачь.
В любой другой момент я бы последовала его приказу, но бессильна остановить поток слез.
Однако в конце концов они замедляются, превращаясь в тихую икоту и шмыганье носом. Я провожу пальцем под глазами.
То, что я только что сделала, не очень красиво и не привлекательно. Я уже беспокоюсь о том, как он это воспримет, насколько это должно быть неловко для него. Не сомневаюсь, что в будущем он будет держать меня на расстоянии вытянутой руки еще больше.
Но сейчас он говорит.
— Давай я отвезу тебя домой, — и ведет меня к своей машине.
Глава 19
Джонатан
Подозреваю, что Эмелия заснула, настолько она тихая.
Ее хрупкая фигурка сгорбилась на пассажирском сиденье. Лицо повернуто к окну. Но когда я оглядываюсь, то вижу, как ее глаза отражаются в мигающих уличных фонарях, искусственный водоворот красных и зеленых оттенков танцует на ее печальном лице.