Мой профессор

Имена Эммета и Александра являются гиперссылками на их страницы в Википедии, а имя Эмелии — нет. Беглый просмотр страницы Фредерика не дает никакой информации о его дочери, кроме дня ее рождения, который, на самом деле, был вчера. Раздраженный, я возвращаюсь в Google и пробую несколько разных вариантов: «Эмелия Мерсье Дартмут», «Дочь Фредерика Мерсье», «Эмелия Мерсье GHV». Даже странно, как мало информации о ней. Если Эмелия — дочь Фредерика Мерсье, то она обязательно должна быть как-то представлена в СМИ. Я понимаю, что она, возможно, не из тех, о ком пишут в таблоидах и украшают страницы светской хроники, но, по крайней мере, в какой-то момент ее жизни о ней написали бы такие издания, как Forbes и Money, не так ли? Я не могу найти ни одной цитаты Фредерика о ней, но, когда речь заходит об Эммете и Александре можно найти множество.

Вдобавок ко всему, ее нет в соцсетях.

Я обновляю список класса, чтобы перечитать ее имя и убедиться в том, что она та, о ком я думаю, но ее там больше нет.

Она отчислена.

Глава 8

Эмелия

В субботу ночью я почти не сплю. Мы поздно возвращаемся из бара, все ложатся спать, а я остаюсь в своей комнате, освещенной светом от экрана ноутбука. После моего ухода из кабинета профессора Барклая во вторник я откладываю то, что необходимо сделать. Сейчас, как никогда, я должна бросить ARC 521¹. Я полна решимости найти способ сделать это, не отставая от своей специализации. Это ужасно сложно, потому что семестр в самом разгаре, и мне нужно поддерживать успеваемость в большинстве занятий, одновременно добавив семинар по архитектуре для старших курсов.

Я планировала посетить семинар весной, но сейчас не могу, потому что буду сдавать ARC 521. Меняю расписание занятий местами и стараюсь сделать все так, чтобы не перегружать себя в один день больше, чем в другой, но ничего не выходит. Этот семестр будет отстойным.

К тому времени, когда все уже сказано и сделано, я бросаю курс профессора Барклая и едва могу держать глаза открытыми. Засыпаю с ноутбуком на груди и просыпаюсь в шесть утра.

Профессор Барклай — первое, что приходит мне в голову.

Точнее, мысли о том, что он со мной сделал, о его руке, скользнувшей в мои трусики…

Волна горячего смущения охватывает меня.

Я до сих пор не могу поверить, что позволяю этому случиться. Он, наверное, теперь думает обо мне всякие гадости, воображает, что я из тех девушек, которые идут за своим профессором в туалет и бросаются на шею. Интересно, считает ли он, что таким образом я пыталась убедить его оставить меня на его курсе или, может быть, обеспечить себе отличную оценку?

Убитая горем, я откладываю ноутбук в сторону и зарываюсь поглубже под одеяло, предпочитая оставаться в постели до самого полудня воскресенья.

Но, к сожалению, мое убежище не избавляет меня от мучительных мыслей.

Профессор Барклай там, давит со всех сторон. Я говорю себе, что надо забыть о занятиях и стереть из памяти наш грязный поступок, но тело не хочет подчиняться. Оно хочет повторения. На бис.

Потому что понимает то, чего не понимаю я.

Произошедшее в туалете было самым волнующим событием в моей жизни. Парни, с которыми я общалась последние несколько лет, никогда и близко не вызывали такого желания. Порочная манера профессора Барклая озвучивать все те грязные вещи, которые он заставлял меня делать… Мое сердце замирает, когда я понимаю, как страшно мне становится при мысли о том, что вряд ли когда-нибудь еще испытаю что-то подобное.

Соня была права — Оуэн был скучен и в спальне, и вне ее.

Однажды я попыталась придать пикантности нашим отношениям. И потратила больше, чем следовало, на комплект нижнего белья, расставила в его квартире свечи и составила сексуальный плейлист. Когда услышала, как его ключи звенят в замке, я встала так, чтобы быть первой, кого он увидит, когда войдет, и это сработало безупречно. Оуэн распахнул дверь, сделал один шаг внутрь и замер.

Затем он разразился хохотом.

Стыд и разочарование разорвали мое сердце. Мне захотелось схватить одеяло и прикрыться, но я заставила себя стоять на месте, пытаясь сохранить последние остатки достоинства.

— Извини. Боже, прости, — извинился он. — Я просто не могу воспринимать тебя всерьез в таком виде.

Вместо того чтобы подойти ко мне, он пошел к колонке, которую я установила, и выключил музыку, после чего задул свечу.

— Да ладно тебе, Эмелия. Ты не обязана делать все это для меня. Я уважаю тебя, и ты мне нравишься такой, какая есть. Ты сексуальна и без всех этих глупостей.

Он меня не знал. Совсем. Иначе подхватил бы нить моей фантазии и продолжил бы ее. Он бы поклонялся мне в этом белье, а не смеялся.

Если бы я сделала это для профессора Барклая, он бы не смеялся. В тот момент он и не подумал бы меня остановить.

Это трудно объяснить: я хочу, чтобы ко мне относились как к равной, но иногда, с нужным человеком и в нужной обстановке, мне хочется прямо противоположного. Я хочу, чтобы меня прижали к двери туалета в баре и сказали, что делать.