– Настя? — выдохнула охрипшим от криков голосом. — Настя?! — и завизжала, так, что в ушах заложило. — Беги от них, доченька! Беги, не слушай их, не верь! Они убили Грега! И меня убьют, когда ты придешь! БЕГИ!
В трубке снова заорали, что-то грохнуло, хрустнуло… А потом, наконец, телефоном снова завладел Блэкстоун, ругаясь и требуя, чтобы «эту суку заткнули раз и навсегда». Но я уже не стала его слушать.
Грега убили. Маму не отпустили, не оставили в покое, а куда-то везут, чтобы там тоже убить.
«Захваченные террористами уже мертвы» — вспомнилось откуда-то, и я сжала челюсть. До боли, до судороги.
Прощай, мамуль. Я за тебя отомщу.
Прямо на ходу — благо, пока звонил хозяину, водитель все же сбросил скорость — я открыла дверь машины и выпала на асфальт, тут же подхвативший и закруживший меня в серой, пыльной и жестокой карусели…
Хорошо, что столько пыли, успела подумать, пока крутилась и билась об этот асфальт всем, чем только могла — авось забьет носы волчарам, пока я буду бежать.
А я буду бежать. Быстро. Так быстро, как еще никогда в своей жизни.
Глава 33
И снова лес. Как ни странно, в этот раз я не испытывала к нему ни страха, ни ненависти.
Наоборот — лес был домом, к которому я стремилась. В котором могла раствориться, спрятаться. Стать невидимкой. Стать своей.
Проблема была в том, что мои преследователи чувствовали себя в лесу настолько же комфортно, и плюс ко всему, имели способности, которых у меня не было.
Как минимум, могли видеть в темноте и очень быстро бегали.
Но и мои способности, мягко говоря, удивляли.
Вскочив после падения так быстро, словно меня не прокрутило только что по асфальту, чуть мозги не отбивая, я побежала — конечно же, в лес. Потому что другой вариант был побежать на середину скоростного шоссе, по которому мы ехали. Да, был шанс, что меня не собьют, если попытаюсь остановить кого-нибудь на ходу… но маленький.
«Не думать, не думать, не думать…» — заставляла себя повторять, пока бежала — в такт с каждым своим шагом, с каждым своим дыханием.
Не думать было сложно.
Мозгом я понимала, что нет Блэкстоуну никакого резона оставлять маму в живых — лишняя обуза, лишний свидетель. Зачем? Заполучил меня и избавился. Или вон отдаст своим псам на поругание — а это еще хуже, чем смерть…
А вдруг уже отдал? Я остановилась в темноте, будто на стену налетела.
«Беги от них, доченька!» — вновь загремело в голове и погнало меня вперед.
Мама хотела, чтобы я бежала. Она тоже знает, что ее убьют… это она, она приказывает мне бежать, она сказала, что я должна, она хотела…
А если наврала? Я снова остановилась, тяжело дыша и ругаясь себе под нос. Если специально так сказала, чтобы я не думала о ней — считала ее уже мертвой и спасала только себя?!
Поздно. Я уже сбежала, уже не сделала того, что от меня требовали. Единственное, что могу сделать теперь — продолжать бежать и хоть как-то спастись. Иначе все это не имело смысла, и мама погибла зря.
Давя в себе слезы, все еще не веря, что я, скорее всего, уже сирота, я бежала, жалея теперь, что на мне джинсы — если бы короткая юбка, как в прошлый раз, меня стегали бы по голым ногам ветки и высокая лесная трава. Хоть что-то бы чувствовала, кроме душевной боли, рвущей душу на части.
Хотя, возможно, по запаху крови меня нашли бы скорее — и тогда снова все было бы зря.
Я вдруг поняла, что за мной никто не бежит. Совсем. И что вот уже минут десять я одна в этом темном-претемном лесу — если не считать животных и ночных птиц.
Неужели я так удачно замела следы?
Но что теперь?
Я медленно обвела взглядом чащу перед собой, прислушиваясь, принюхиваясь и поражаясь, что не испытваю совершенно никакой паники перед лесом.
Побежала дальше — уже медленнее, почти шагом, гадая, куда могли подеваться мои преследователи. Если волки и шли по моим следам, то так далеко, что я не чувствовала их. Но отчего же они отстали? Не захотели оборачиваться на людях? Могли и в людформе за мной побежать…
И тут я почувствовала кое-что другое. Запах гари.
— Что за… — пробормотала, задирая нос и глубоко втягивая воздух. Может, лес горит?
Но запах не был похож на тот, что чувствуешь, когда горит костер. Продолжая принюхиваться, я медленно пошла вперед, пока не уперлась руками в ствол огромного, разлапистого дерева, и только тут поняла — горит машина. А точнее, резина покрышек — совершенно уникальный запах, его ни с чем не спутаешь…
Вместе с этим пониманием пришло решение, что мне делать.
С удивительной, почти обезьяньей ловкостью, цепляясь сначала за мелкие сучки, потом за тонкие ветки, потом за крупные, я полезла наверх, на дерево — все выше и выше, пока не обосновалась на одной из верхних ветвей, так высоко, как я не была никогда в своей жизни, если не считать высотных домов и самолетов.
Да, скорее всего найдут. Догонят. Унюхают — на то они волки.
Но пусть только попробуют снять меня отсюда без потерь! Усевшись поудобнее, я отломила от крупной ветки другую — тонкую, у которой тут же оборвала листву, превратив ее в пику, которой идеально высадить кому-нибудь глаз или воткнуть в глотку.