Мой профессор - волк! [полная]

Вот то, что я хотела! Вот оно — его лицо, когда он умирает от наслаждения — от каждого движения, от каждого ответного сокращения мышц. Цепенеет, ощутив что-то новое и сжимая от напряжения челюсть… а потом медленно и долго выдыхает… Приоткрывает глаза, пожирая меня пылающим, пьяным взглядом из-под тяжелых век. И снова толкается — аккуратно, мелко, но с каждым разом все сильнее, оттягивая все дальше и проникая все глубже.

Мышцы мои все еще были расслабленными — настолько, что я чувствовала себя не человеком, а неким бесхребетным, бескостным существом, податливым и раскрытым для вторжения… Особенно там.

И, так же, как и раньше, у меня вдруг появилось странное, противоречивое чувство — то самое горько-сладкое плохо-хорошо. Словно меня поработили, но оказалось, что ничего плохого в этом нет. И не нужна мне никакая свобода, и, вообще, нет ничего прекраснее вот этого безвольного, расслабленного существования, когда все, что нужно сделать, это расставить ноги пошире и «не сжимать мышцы». Хотя, даже и это сделали за меня, оставляя только возможность принимать и наслаждаться.

Разумеется, ничего подобного я не «осознала», но факт оставался фактом — я действительно наслаждалась. Вопреки всему, что было во мне цивилизованного и современного, вопреки всем установкам, заложенным с детства, я млела, упивалась своим беспомощным состоянием и вообще всем, что со мной происходило — и тем, как жестко мой мужчина подмял меня под себя, и тем, как моя грудь подскакивает от каждого его толчка… и даже своим стыдом, оттого, как мокро и пошло хлюпает там, внизу, а он специально останавливается, смотрит туда, трогает пальцем и раздвигает складочки…

Наверное, я мазохистка, но я до такой степени кайфовала, что когда с очередным вторжением к горлу поднялась волна протеста и злости, я скрутила их обоих и засунула куда подальше. Пусть потом подсознание разбирается, почему я тащусь от того, что меня разложили на кровати и трахают в свое удовольствие, словно резиновую куклу из секс-шопа.

В какой-то момент боль вернулась, но мне было уже плевать — так захотелось увидеть, как он стискивает зубы и глухо стонет, изливаясь у меня внутри.

— Тони…

— Тшш… — палец скользнул по моим зубам и погрузился в рот. — Будешь говорить… сразу кончу.

О да. В этом и цель, любовь моя.

Я послушно обсосала его палец и всхлипнула, когда он спустил его ниже, массируя мокрой подушечкой сосок.

— Мне уже не больно… почти… — я врала только отчасти. Мне все еще было больно. И хорошо. Все вместе.

— Сможешь… еще раз? — толчки ускорились, подбрасывая меня вверх по кровати, и видно было, что он не зря спрашивает — в глазах уже стоял туман, мускулы на руках окаменели, а лицо, наоборот, расслабилось и стало мягче…

Боже, какой он красивый…

Я мотнула головой — смогу, но позже.

— Хочу видеть тебя… хочу… Тони… как ты кончаешь… пожалуйстфмхф…. — моя смелая просьба утонула в поцелуе — жарком и быстром, от которого мгновенно разлилось по телу напряженное тепло — то самое тепло, но не было никакого шанса, что я успею, что смогу улететь вместе с ним…

И я все еще хотела видеть, черт бы его побрал!

Словно услышав мои мысли, он приподнялся и уставился мне в лицо затуманенным, невидящим взглядом.

— Давай, маленькая… ты уже близко… почти там… кончи для меня… — с каждым словом продолжая вбиваться в меня, он вдруг оскалился и выгнул спину, сразу же становясь похожим на зверя, готового к прыжку.

А я вдруг из состояния «смогу, но позже» скатилась в «немогунемогунемогубольше» — когда стоны мешаются с бессмысленным, горячечным бредом, совершенно неконтролируемым и каким-то образом выдохнутым в подушку под головой, хотя лежишь на спине…

— Моя… ты — моя… — слышала сквозь дрожь наслаждения, пока он сжимал мои бедра, хрипел и рычал надо мной, изливаясь глубоко внутри…

И повторяла, почти рыдая, судорожно хватая его за волосы — твоя, Тони, чья же еще… Только твоя.

***

— Я только что осознал одну ужасную вещь.

Я изогнула бровь, забыв, что он не видит моего лица, когда я лежу у него на плече.

— Мы не использовали презерватив, и ты кончил в меня?

Сонно потягиваясь, я прижималась к его боку. Надо было идти в душ, разбирать вещи, залезать в постель уже как следует, на ночь, а мы все еще не могли пошевелиться. Особенно я.

Мне даже, по большому счету, было плевать, куда он кончил. Забеременею, значит так тому и быть. Он все равно единственный, от кого я могу произвести потомство… Так чего тянуть?

Он еле заметно качнул головой.

— Я бы не назвал это ужасной вещью. Предохраняться мы будем, когда родишь мне хотя бы троих. Мне нужна большая стая, Стейси, запомни это.

Я хмыкнула.

— Вошел во вкус? Ты ведь вообще не хотел ни детей, ни стаи.

— Считай, что включились мои биологические часы. Хотя, если честно, они включились, как только я… как только ты попалась мне на глаза.

Последние слова были произнесены со странной интонацией — будто в них заключалось нечто важное для меня. Что-то, на что мне предлагалось обратить внимание. Я шумно глотнула слюну… и решила, что пока не готова… обращать на это внимание.

— Так что за ужасную вещь ты осознал?