Мой приятель Молчун

Ну эта... Думаю я: ладно, врубился. Не одобряю, но хоть понял. А вот почему они, новые шведы эти, так не любят Молчуна, хоть убей... «Ты размышляешь, чего ради я оказался здесь в столь странном положении?» – «В столь говенном». – «Видишь ли, когда нас отправляют на рудник, община как бы вырезает из своего тела кусок живой плоти. Прощается с собственным мясом. Мы все становимся для Вальса мертвецами. Есть даже специальный психорелигиозный обряд... для таких случаев. Общинный понтифик...» – «Кто? Я не понял». – «Что-то вроде главы нашей церкви. Человек, отправляющий культ в особо важных случаях. Так вот, понтифик делает маленький надрез на шее каждого... каждого... нет слова. Каждого уходящего, что ли. Это символ своего рода смерти. Смерти человека для общины. А теперь подумай: я работал восемь лет и пережил все... что ты сам знаешь. Кажется, община мне кое-что должна». – «Ежу понятно». – «Но как община может быть должна что-то ходячему мертвецу, аналогу вашей нечистой силы?» – «Как-как... Да перемудрили вы тут. Облизать тебя им надо было со всех сторон, героем сделать. Вот и все». – «У нас нет героев. У нас есть только те, кто выполняет долг, и те, кто его не выполняет». – «Ты ж выполнил!» – «Меня нет. Осталась моя телесная оболочка, неприкаянно бродящая по Вальсу. Я труп, Ян. Я мертвец». – «Ты живой человек. И нечего брехать попусту». – «Для тебя, может быть... а для всех прочих я не существую. Ты, кажется, видел кое-что». – «Баба тебя хотела, вот что я видел». – «Берта просто обожает все необычное. Например, переспать с трупом...» – «Или с немытым русским, это я понял». – «Ты не знаешь одного... Марта... дождалась меня. Дождалась, Ян! Увидела. Поговорила. И вышла за Карла. Месяц назад». – «Почему?» – «Нельзя стать женой того, кто не существует». – «Я никак не разберу, зачем вам... в смысле, им... весь этот кошмарик. Это ж бредняк, если подумать. Сами себя запутали в трех соснах». – «Просто задача не имеет разумного решения. А значит, лучше б ее не было совсем». Я вижу, хрен его убедишь. У него в голове, фрэнд, все уже клумбами уложено, аккуратно так, кирпичик к кирпичику, цветочек к цветочку... Ладно. Только он меня тоже не убедил. Тут у целой планеты ад кромешный под боком. Людей мертвецами делают, лишь бы не думать, на чей счет они все здесь кайфуют. И тут один вылезает из преисподней и ходит среди них. Прикинь! Он типа свидетель их общего долга аду. Чисто бродит-бродит и всем напоминает. Ой как всем нехорошо. Конкретно за это они его замочить хотят. Ну, не вот так просто замочить – а чтоб он пропал, исчез, растворился. Не видеть его, не слышать и не нюхать никогда... Вотак.

Ну эта... Я, значит, в ту ночь никак не мог заснуть. Ворохался-ворохался... Потом вроде заснул, но эта... в общем, хреново поспал. Встал, как последний придурок, в дикую рань. Неспокойно мне. Да не боюсь я их. Чего мне бояться – после рудника-то? Да мы их с Молчуном поимеем по полной программе! Или боюсь? Так и так я прикидывал, не пойму... Слышь, фрэнд, у тебя так бывает, что ты типа не поймешь никак, боишься ты чевонть или не боишься? Ну, вишь, и у тебя бывает... Я, в общем, решил: боюсь – не боюсь, одно дело. А другое дело, из простого куражу голову под кувалду мне ложить не резон. Надо бы посоветоваться. С кем? Понятно, не с Молчуном. Пошел я его будить, а он и не спит. Сидит в своем кресле во дворе, сонными лупалами хлопает, морда вся черная...