Мой приятель Молчун

Ну эта... Пока, значит, еще не вечер, ему надо было заделать какой-то объезд. Он и грит, мол, давай со мной, дело приятное, интересное дело. Я, дурень, думал, типа сейчас мы на амфибии его ка-ак... А он мне лошадь выводит. Ну, гляжу я, что ли, на эту лошадь, и понять не хочу, зачем она тут. «Мне – на нее?» – «Скорее, на него, Ян. Ты приглядись». Я пригляделся. И типа чего тут? «Ну, пегая тварь...» – «Не туда смотришь. Во-первых, это жеребец. Во-вторых, до чего он, шельмец, хорош! Ты погляди, ты только погляди. Какие бабки!» А я это слово по-женевски не понял. Короче, объяснял он мне, объяснял... Объяснил. Потом, городил про «в-третьих», и «в-третьих», оказалась коняга ужасно смирной, по его словам, бояться нечего, стоит попробовать. Я чисто смотрю на нее, на скотину, значит, и думаю, какая же она, гадина, высокая. И здоровая. В смысле, здоровый. И как смотрит на меня злобно. Глазом своим так и сверлит. Мрачно так зенкой своей косит. И мышцой играет. Сволочь. И по земле копытом, на заднюю ногу надетым, притоптывает. Типа намекает для особо тупых: если что, засвечу копытом в лобешник, и небо тебе, выродок двуногий, с овчинку покажется... Ладно. Короче, мужик я или хрен лежалый? Залез я на конягу. Ну и почухали мы – он на вороном, а я на пегом. Я те вот что скажу, фрэнд: с лошадиной породой дела не имей. Никогда. И забираться на это зверье труднее, чем, скажем, на бабу или на мотоцикл, и держаться там как надо тоже не сахар. Вотак. Понятно, Молчун помогал мне. Показал, типа, за какую хрень дергать и где чем жать, чтоб коняга шел куда требуется. Я, значит, дергаю, жму, жеребец едва трюхает, меня трясет, ровно мешок с дерьмом, а Молчун, поганец, заливается. Какая это клевая штука, конная прогулка по свежему воздуху. И как птички поют вокруг, а вон, значит, дятел хвостом об дерево трещит, или чем он там. А как пахнет, сил же просто нет, как пахнет! Я ему: «Да смени ты чип, твою мать! А то твой на биологии завис...» Ну, он тогда давай про любимую работу. Молчун, значит. Как он на своем лесном участке разводит барсуков и сколько они на настоящем крутом рынке стоят, лесные-то звери. Особенно молодняк. И как за ними следить надо. И чем подкармливать. И от каких напастей беречь. И как жалко потом отдавать... А мой зверина пегий все глаза на меня заворачивает, все примеривается, как ему, сучаре, об дерево меня это самое... Или взбрыкнуть, так чтоб я ему чисто под ноги свалился. А там добить. Копытом в рыло. И никогда. Больше. Не возить. Двуногих уродов!!! И я слежу за своим монстром в оба. Иначе бы каюк, веришь? Верный каюк. А Молчун про другую любимую свою работу, как он тут выращивает ценные породы дерева, а потом валит и продает, и как отец его тем же занимался, и дед, и какие цены нынче на межпланетном рынке по поводу редкой древесины. Так что за его труд община получает немало. Всю плешь переел. А я ему типа «хм», или «ну да», или «класс какой», но сам, значит, за маньячьей душой пегого колера наблюдаю. Не отрываюсь особо. Что-то он мне, в смысле, Молчун, показывал. То ли барсучонка, то ли кедр, то ли оба сразу. Я не врубился: не про то мысли. И все Молчун, значит, наяривал, до чего совершенная форма у шишечек на барсучьих ветвях, и какая, значит, расцветка у кедровой шкуры. Расцветка типа свидетельствует, что кедр здоров. Абсолютно. У больных кедров не так. Причем все. Все – в смысле шкуры. У них там что-то выпадает. И процесс типа идет очень болезненно. Вотак. Только тут до меня, безмозглого упыря, дошло: важное пропустил. Не про бобровые шишки, ясно... или у него тут еноты? Один хрен. Так. Короче: «Ты что, Молчун, бабки общине своей скидываешь? Или типа я не понял?» – «Понятие „деньги“ на Вальсе имеет смысл только для... иноземцев. Есть специальные магазины. Для своих бесплатно все. Но и они, если что-нибудь производят или оказывают кому-то услуги, делают это бесплатно. Я не исключение». – «И военные типа... тоже?» – «Несомненно». – «А наемники?» – «У нас их нет. Служат только свои, и никакая оплата за труд им не полагается». – «Значит, дровосек ты тут?» – «Можно и так назвать». – «Охренеть. Просто охренеть». А сам думаю: «Какой же у тебя основной-то промысел был? Не за контрабандных же сусликов тебя, черт, посадили. На восемь лет! И не за сокрытие конского навоза от казны. Темнишь. Темнишь, мужик...» Короче, заделал он свой обход. Вернулись мы. Я чисто расслабился. Слезаю с врага... и тут он меня, фрэнд, подловил. Как кота помойного. Коняга эта. В смысле, этот. Так он пегой задницей своей повел, что я живо на земле оказался и едва-едва спасся от копыт. Откатился резво. Бок ушиб. Ну, сгруппировался, вскочил, к драке готовый, мат у меня в горле стоит чисто фонарный столб. Типа не согнешь. Подходит Молчун и серьезно так мне грит: «Для первого раза отлично, Ян. Ты раньше никогда не ездил на лошадях?» Понятно, я в его довольную рожу тут же все фонарные дела и захреначил. Крупным оптом. Стоит, ухмыляется...