Мой приятель Молчун

Ну эта... Еще хотел мне свой сад показать, свой лес, какую-то еще хреновину, не помню, однако я ему так грю: «Мужик! Куда торописся? Похавать бы надо». – «Ой, извини, Ян, я так обрадовался твоему приезду! Хочется показать тебе сразу все. Прости, конечно же. Сейчас». Ну и завел своих шарманок, они, значит, ему такой экзотической хрени в тарелки наплевали, я и не врублюсь, чисто, из чего сделано... А пахнет вкусно. Очень даже вкусно пахнет. Он, значит, мне грит: «Подожди, Ян. Минуту еще одну. Пожалуйста». Понял я так, что он в погреб свой полез. Машины машинами, только не всякую слабость машиной обслужишь. Вотак. Пока он лазал, чисто черт в преисподней, одни оттуда звяки да грохи доносились, я тут начал смекать. Что-то не то с моим Молчуном делается. Не-ет. На руднике он крепкий был такой мужик. Крепенький. Зря не болтал. Слова не выдерешь, прикинь. А тут... чего-то он стелется передо мной, ровно перед девкой. Изветшал типа. Поверить не могу. Был у нас там один случай... Да даже не один там случай был, только этот я особенно помню. Запало мне... Короче, дисциплинка, видишь ты, на руднике в разных режимах форцает. Сверху когда, то там все строго. Шагу лишнего в сторону не сделай – пулю в задницу на раз получишь. А вниз конвой не очень-то лезет, и только за большие бабки притом. Все в спецкостюмах, и то ближе к лифтовым шахтам жмутся, редко кто полезет в самый забой, на хрена оно им? Так что между собой разобраться, если что, – только внизу. Там наш закон. Соображаешь, Джонни? Разок мы купили в тюремной лавочке выпивку. Выдают там кое-что заключенным. «На саваны», – охрана смеется. Вот и сбросились мы. На двоих. Иначе деньжонок бы не хватило. Из закуски опять же того-сего... Пристроились только, вдруг подвалил к нам Толстяк, имени его не знаю, так и звали – Толстяк. Вот, короче, он подвалил и борзо так нам: «Землячество великой расы полагает, что весь ваш харч и бутылку вы мне сейчас отдадите. Живей». И заточку вынает. Молчун мой на заточку – ноль внимания. Рубает хлебушек. Я Толстяка послал и уже тару раскупориваю. Толстяк – шестерка. Заточка у него на руках куска дерьма не опаснее. Да и хотел бы подрезать, подрезал бы без базаров... ну, попробовал бы, понятно. «Ладно, – он нам грит, – еще получите свое. Одуматься не хотите, мышата?» Я его во второй раз посылаю, понятно. Ну, назавтра, думаем мы, разборки не миновать. «Великая раса» – это ребята с Терры-4. Там так этноизбытков понамешали, что никто теперь своей нации не знает и не разберет. Законом даже специально запретили нации, значит, различать. Вотак. Что гришь? Умный закон? Да иди ты... Не булькай тут у меня. Государство у них – Совершенство. Вотак. В одно слово. А всех граждан Терры-4, Совершенства то есть этого, называют чисто «великая раса». А остальные у них – «недомески». На руднике, точно, было у них землячество «великорассов». Держались за свою кровь. С остальными – жестоко... ну, понятно. На другой день мы, значит, вместе держимся, и с нами еще этот, афро, который в завал тогда угодил, кличка у него Крюк. Он с нами часто так тусовался, пока не загнулся... Точно, явились к нам пять мужиков, «великорассы», давай педагогикой заниматься. Заточки у всех. А у нас кирки. На мозги капали-капали, потом буцканье началось. Кровавое вышло буцканье, я те не передам, до чего жутко было. Шрам у меня на ребрах, значит, остался. Ну, уделали мы их как положено. Одному ногу сломали, другому – нос. А нехрен! Вотак. Больше не лезли. За версту, суки перченые, обходили. Только без Молчуна ни хрена б не вышло. Ну, типа, если б не Молчун там был. Он там чисто за троих киркой ворочал, а потом руками-ногами. Или за четверых. Или типа. Отчаянный. Бесшабашный такой, короче, он, по правде, их уделал, а мы типа помогли чуток. Может, я подумал, он киллер, или боевик, или какой-то хрен того же типа... Врубаешься? А тут, видишь, такой он стал... не такой какой-то.

Ну эта... Вылезает он из подвала... В одной руке у него, понятно, бутыль с чем-то прозрачным. Ждали. Литра на полтора бутыль. Он грит: чисто новошведский рецепт – оно самое на кедровых орехах и траве, которая называется... которая называется... хрен упомнишь. Но пахучая зараза. И мягкая, как сиськи любимой женщины, – это я потом уже уяснил, когда мы, значит, исследованием занялись... А в другой руке у Молчуна оказалась деревянная миска с грибочками, и эти самые грибочки он, Молчун, сам с нежностью собрал, а потом засолил. И тоже по новошведскому рецепту, который рецепт запомнить Бог меня не сподобил. По вкусу на наши терранские бешеные грузди похоже... ну, те, что на газовых болотах растут... а, не в курсе ты, фрэнд... Ну и хрен с тобой. Йес, можешь не проверять. Молчун мне грит, мол, в натуре земная фауна, и там где-то на старушке-Земле ее называют «маслята». Или типа.