— А я стараюсь, Герда, стараюсь! — она полезла в этот шкафчик за своими таблетками для сердца. — Но мне сложно это сделать. Я не знаю, как ты смогла принять его как… как кого? Сына или младшего брата? В любом случае, смогла принять, как своего. А я не могу, зная, что он мне не род…
В этот миг дверь распахнулась. На кухню ввалились отец и маленький Йон. Причем второй сидел на шее у первого и погонял его, как настоящую лошадку. Я забыла про свои страхи и громко рассмеялась.
— Ты почему не разделся? — мать принялась ругать отца. Тот еще был в куртке и шапке.
— Мы выгнали Черешню на улицу и решили побегать с ней у моря, — спокойно отозвался отец, сажая мальчика на стул.
— И в чем он бегал? Вот в этом? — мать схватила Йона за капюшон толстовки.
— Да он накинул куртку, — махнул отец и снял шапку. Я увидела, как его волосы, которые прилично отросли, стали белыми, как снег. Он погладил лысину и седые волосы по бокам, пытаясь уложить их таким образом. — Ну что, солнышко? — отец стянул куртку и полез по кастрюлям в поисках вкусностей. Он делал так всегда, сколько себя помню. За что получал от матери, которая терпеть не могла, когда в ее готовку лезли раньше времени. Отец обычно грустно вздыхал, хватал банку с вареньем и убегал в большую комнату, где стоял старенький телевизор.
— Готовится! — психанула мать, прижимая ладони к ушам Йона. — Он весь ледяной! Если он заболеет, то я тебя убью.
— Пусть закаляется, — отец хмыкнул, выходя из комнаты. — Он скзал, что хочет теперь связать жизнь с морем и холодом, как и я!
У меня внутри все закружилось от восторга. Йон заулыбался, смотря на Хельгу. Она тысячу раз твердила мне, что не сможет назвать этого мальчика своим внуком, но уже второй раз, встречаясь с ним, она проявляла тонну заботы. Даже сейчас, выгнав отца, она прервала процесс готовки и разрешила Йону попробовать первым все, что было на плите.
— Какой же ты красивый, — сказала мать, поглаживая мальчика по светлой голове. — И очень похож на меня, — она указала на кудри, которые, в отличие от кудрей Йона, были лишь химической завивкой.
Она кричала одно, но делала другое.
В этот самый момент слова действительно ничего не значили.
Наш дом не менялся с того года. Иногда отец делал ремонт, что-то пытался изменить или дополнить, но в последние триста шестьдесят пять дней он не шевелился. Тумба в прихожей пополнялась новыми идеями и чертежами, зарисованными на тоненьких офисных бумажках. Отец копил их, но воплощать в жизнь, кажется, не собирался.
Все было по-старому: большая пустая прихожая, деревянная лестница, ведущая наверх, светлая кухня, небольшая обеденная комната, ванна с сауной, светлая и пестрая гостиная, в которой вечно царил бардак, и старая мебель совсем не сочеталась с новыми обоями. А еще была моя комната и спальня родителей, в которых ремонт, кажется, проходил последний раз лет пятнадцать назад.
Мой отец очень гордился тем, что спроектировал и построил этот дом сам, не имея нужного образования. А еще он гордился тем, что…
— Дедушка показал мне сегодня ночного Бога, — сказал Йон, когда я укладывала его спать. Он закутался в мое одеяло, с восторгом говоря о Боге, которого, кажется, так же выдумал, как и отец.
— Разве они есть? Боги.
— Он был таким огромным, — продолжал он, мечтательно смотря в потолок. Мы с дедой и Черешней выбежали к морю. Дедушке было тяжело бежать, поэтому я попросил Черешню так не спешить. Знаешь, они оба старенькие, но очень хорошо бегают, — Йон рассмеялся. — И когда мы остановились у моря, то дедушка сказал: посмотри. Я поднял голову и увидел, как всадник в черных доспехах шагает по бушующим волнам. У него были черные длинные волосы, собранные в высокий хвост на затылке. Его голова была опущена, а в правой руке он держал копье с острым серебряным наконечником. Его конь шел очень медленно, поднимая волны еще выше! Я крикнул: привет, Бог! И он остановился и посмотрел на меня темными и красивыми глазами.
Я выглянула в окно и увидела, как тучи немного растаяли, демонстрируя месяц.
— Он уже ушел?
— Да, но я попросил его постоять подольше, чтобы ты его заметила.
Йон говорил это искренне. Мальчик не был обучен вранью и саму ложь воспринимал как что-то противоестественное и совсем аморальное. Но сейчас я не понимала, что происходит. Было ли это его фантазией или он решил так подыграть деду.
На улице залаяла Черешня.
Йон подскочил с кровати и выглянул в окно, пытаясь открыть его.
— Отец сказал, что в этом месте черешня не приживется. А когда я была у бабушки, то поедала эту прелесть ведрами. Мне понравилось лето у бабушки не только из-за ягоды, а из-за самой бабушки. Поэтому мне хотелось с черешней связать все свои лучшие воспоминания.
Йон повернулся и внимательно посмотрел на меня:
— Поэтому эту собаку так зовут?
— Она забрела к нам случайно еще маленьким щенком. Отцу стало ее жаль, а мать была не против того, чтобы у меня появился тот, о ком я могу заботиться.
Йон снова выглянул в окно. Собака увидела его и залаяла. Мальчик почесал светлую макушку и пробубнил:
— Не хочу спать. Пошли к Черешне и к морю.