Мой нежный варвар

Тиз поворчал, но завернулся в одеяло и лег рядом со связанными ослами. Двое других воинов положили повозку набок и устроились под ней. Роксана привязала молочную козу к кусту можжевельника, чтобы та могла есть суккуленты, и набрала сухой травы для коз, лежавших в повозке. Утки, спрятав головы под крылья, спали в клетке, от которой шел сильный запах.

— Да-а-а! — сказал Тиз. — Надо свернуть им шеи и съесть их утром. От них воняет не меньше, чем от задницы Сета.

— Не смей трогать моих уток, — предупредила его Роксана. — Тебе они больше понравятся, когда в твоем животе будет пусто, как в барабане. Вот тогда мы поджарим их на костре.

Ей был симпатичен седой военачальник Кайана, умный, выносливый и бесстрашный. Она видела его в бою, и ей нравилось, что он постоянно заботился о мальчиках.

— Меня кормят одними лишь обещаниями.

Она улыбнулась Тизу, понимая, что его жалобы — только шутка.

— Я ел сырых зайцев, но никогда не ел сырых уток, — вмешался в разговор Кайан. — Я согласен с Роксаной. Утки будут вкуснее, если их поджарить.

— К сожалению, после того как Оксиарт назначил тебя принцем, ты стал терять воинскую закалку, — сказал Тиз. — Ты раньше никогда не строил из себя любителя поесть.

Баман шепотом добавил еще что-то, но Роксана не расслышала его, а Тиз засмеялся. Мужчины затихли, и вскоре послышался храп Тиза.

— Да, вот какая у меня армия! — сказал Кайан. — Гордость бактрийского войска.

— Они храбрецы.

— Они лучшие.

Она не стала протестовать, когда он обнял ее.

— Ты замерзла, — сказал он. — Возьми одеяло.

— Я укроюсь одеялом вместе с мальчиками. Мне не хочется ложиться на землю, где водятся скорпионы и змеи. — Она потерла озябшие руки и положила голову ему на грудь. — Сколько сегодня звезд…

— Но не так, как дома. Почти так, но все-таки не то. Высоко в горах звезды кажутся так близко, что можно протянуть руку и дотронуться до них.

На мгновение ее заполонили воспоминания о годах, проведенных в темнице, и она отогнала их. Сколько раз она смотрела на стены и молилась о том, чтобы снова увидеть небо?

— Все равно они прекрасны, — сказала она. — Думаешь, мой сын тоже смотрит сейчас на звезды?

Кайан рассмеялся.

— Надеюсь, что нет. Я думаю, он спит.

— Я столько упустила… Я не видела его первых шагов… не слышала, как он заговорил. Я даже не знаю, что он любит.

— Все.

— Он умеет ездить верхом?

Она устроилась так, чтобы его спина заслонила ее от ветра. Она почти забыла, каким он был большим.

— Ездит как скиф!

Он прижался к ее волосам.

— Может он стрелять из лука?

— Да, я его научил.

— Вот это да! — поддразнила она, глядя ему в лицо. Луна была яркой, и вокруг было светло, как днем, но лицо Кайана пряталось в тени.

— О, хоть какая-то похвала за то, что я провел лучшие годы своей жизни в качестве няньки.

Его руки оставались на ее талии, и сердце Роксаны забилось сильнее.

«Тихо, спокойно, — говорила она себе. — Я не юная девица, которую можно охмурить нежными словами при луне».

— Я знала, что ты сделаешь это. Ты научил его читать?

Он вынул шпильку из ее волос и стал накручивать прядь себе на пальцы.

— Твой отец позаботился о том, чтобы у мальчиков были лучшие учителя. Он читает по-фарсийски, по-персидски и по-гречески. Правда, китайские иероглифы он пишет просто ужасно, но госпожа из свиты Сорайи учит его этому.

— А как насчет математики?

— Учителя занимаются с ним. — Он поймал ее за запястье и нежно повернул, чтобы поцеловать. — Говорят, что у него хорошие способности к математике.

— У меня грязные руки, — сказала она, задыхаясь.

— А мои, думаешь, нет?

Он прижал ее к себе.

— Учат его тактике и медицине?

— Ему всего лишь восемь лет, Роксана. — Он легонько укусил ее за запястье, провел зубами по большому пальцу и зажал его между губами. — Может, дашь ему побыть ребенком еще несколько лет?

У нее пересохло в горле.

— Он будет царем. Ему понадобятся…

Он прижал ее руку к своей небритой щеке и потерся о нее.

— Ему понадобятся родители, мать и отец.

Она задрожала.

— Они у него есть, — пробормотала она. — Правда?

Кайан отпустил ее руку, обнял за плечи, прижался к ней и поцеловал в шею, затем во впадинку за ухом.

— Но у него нет маленькой сестренки, — сказал он. — А он хочет целых двух.

Она не собиралась отвечать на его поцелуи. Ей лишь хотелось поговорить с ним сейчас, этой египетской ночью, и вспомнить юность. Но когда она попыталась высвободиться из его объятий, тело ее не послушалось. Она обняла его за шею, и их губы слились в поцелуе.

Его близость поразила ее, как удар молнии. Сладостные ощущения пронзили ее, делая мягкой и податливой и одновременно пугая.

Она была в недоумении. Как могло случиться, что их губы идеально подходят для страстных ласк? Почему их тела слились вместе, как две половинки одного целого?

Она не испытывала неловкости… ни в чем не сомневалась… просто чувствовала, что к ней наконец пришло то, чего она так долго ждала.