Мой Мастер

Гарри видел, как напряжены они оба. Как тяжело Люциусу даётся стоять на коленях, кланяться. Он видел побелевшие костяшки сжатых кулаков, закушенную до крови губу. От его взгляда не укрылись и пальцы Абрахаса, сминающие подлокотник кресла, как хрупкое стекло. Треск дерева раздался оглушительным выстрелом в повисшей тишине комнаты. Люциус дернулся, но головы не поднял. Абрахас подался вперёд, наклоняясь и касаясь сына.

- Зачем ты пришел, Люциус? Тебе мало было всего, что произошло? Я ждал, что ты вызовешь меня на бой, до такой степени ты далеко зашел со своим Риддлом. А сейчас ты кланяешься мне так, словно я все еще твой Мастер и не ты отвергал меня.

- Прости, отец. Я все исправлю.

- Легко говорить, - Абрахас вздохнул.

Гарри, наблюдая за ними, подумал, что в свои шестнадцать не принял бы такого поведения от Старшего, от Мастера. Имея сейчас возможность рассмотреть Абрахаса, Гарри понял причину всех несчастий Люциуса. Его отец уступал ему по силе. Просто… был слабее. И тут же пришла другая мысль. Встать на колени, склониться перед отцом было осознанным решением Люциуса. Если Гарри сдавался на волю Мастера только тогда, когда тот побеждал его, задавливал своей силой, своей магией, заставлял покориться, то здесь и сейчас Люциус добровольно и осознанно покорялся отцу. Сам. Прекрасно отдавая себе отчет, что сильнее своего отца, Мастер уступал ему. Это было странно для Гарри. Он с трудом понимал мотивы Люциуса. Хотя… для Малфоев на первом месте всегда стояла семья. Это было выше всего. Может, ради этого Люциус сейчас сгибал себя?..

- Прости, отец, - Люциус шептал, а Гарри видел, как в глазах Абрахаса мелькали тени боли, страха, отчаяния. Всего того, что он пережил за все то время, пока Люциус испытывал свою силу, отвергая власть Старшего в роду. И это вызвало брезгливое сочувствие к Абрахасу.

Гарри понимал, почему Люциус ушел, взбунтовавшись против отца, но он не понимал, почему тот вернулся. Отказывался понимать. Он вырвался из воспоминания, не досмотрев его до конца. И так зная, чем все завершится. Абрахас примет Люциуса обратно, и оставшиеся годы до ухода отца Люциус будет сгибать себя, подчиняясь заведомо слабому Мастеру. Противно…

Гарри вспомнил последний месяц, проведенный вместе с Мастером. Карпаты. Их стычки. Их борьбу. А еще Гарри увидел, словно наяву, белый листок за плинтусом. Со старательно выведенными строчками. Что там было? «Смерть не влияет…» нет, не так… Как?

Гарри сорвался с постели, метнулся к камину и через мгновенье был в маленьком поместье, спрятавшемся в горах.

- Карс! Сюда! Быстро!

Домовик бесшумно появился перед Гарри и склонился в почтительном поклоне. А Гарри озадачено замер. Он совершенно не помнил, куда дел тот листок.

- Что желает господин?

Гарри продолжа молчать. Теперь он вспомнил, что так его смутило в тот вечер, когда он разгромил спальню Мастера.

- Кто твой хозяин?

Домовик секунду смотрел в горящие безумным блеском глаза Гарри. Потом натужно поклонился и выдавил:

- Вы, господин.

- Замечательно, - Поттер поджал губы. - Быстро! Найди записку, которую я достал из-за плинтуса в спальне, - тут Гарри внимательнее вгляделся в домовика, ища реакцию на свои слова, - хозяина Люциуса…

Домовик даже не вздрогнул. Лишь еще раз поклонился и исчез. Почти сразу же появился на месте, держа в руках ту самую записку.

Гарри развернул пергамент и прочел:

«Исполнение договора никоим образом не связанно со смертью одной из сторон. Он должен быть выполнен в любом случае».

Гарри закусил губу. Что ты ему пообещал? Что ты должен был сделать?

17. Я горю вместе с тобой…

Люциус откровенно любовался своим воспитанником. Гордая осанка. Длинные волосы, собранные в тугой низкий хвост. Наручи, охватывающие предплечья, подчеркивающие изгиб крепких мышц. Легкие брюки, не скрывающие резкость линий юношеского тела. Плавные, чуть ленивые движения, точно выверенные, ни одного лишнего шага или взмаха руки. Сосредоточенное лицо с пролегшей складкой между бровей.

Гарри увлекся тренировкой. Он чувствовал, что каждый шаг, каждый поворот, каждый взмах меча дается ему все легче и легче. Боевые связки увлекали, раскрывались по новому, давая возможность в полной мере почувствовать свою магию, свою физическую силу. Он не слышал и не видел сейчас ничего рядом с собой. Отпустил себя, расслабился и от того чувствовал себя уверенно и спокойно.

Люциус смотрел и чувствовал, как его затапливает тоска. Глухая, щемящая, та, которая заставляет ненавидеть всех и вся, даже себя. Его драгоценность. Его воспитанник. С трудом вырванный, выторгованный им и магией рода у старика. Выторгованный на время, словно взятый взаймы, и сейчас это время заканчивалось, требуя выплаты по займу.