Мой личный враг

- Я тебя дождусь, - пообещал Филипп. - Пока, Алекс!

- Алекс? - пробормотала Маша.

- До свидания, Филипп, - громко сказала Лада. - Наконец-то мы с вами познакомились. Я даже рада, что все не так плохо, как мы предполагали.

- Ладка! - выкрикнула Александра.

- Все гораздо лучше, чем вы предполагали, - заверил ее Филипп. - Могу еще добавить, что все гораздо лучше, чем предполагал я сам. До свидания, дамы. Не забудьте запереть на засов городские ворота.

Он шагнул к Александре и быстро поцеловал ее в губы, обдав запахом дорогого одеколона, кофе и сигарет.

Александра как сидела, так и осталась сидеть. Вид у нее был слегка ошалелый.

- Что это значит? - спросила вернувшаяся из прихожей Маша. - Он всегда такой?

- Он первый раз в жизни такой, -. пробормотала Александра.

- Санька, ты просто больная, он же классный! - завопила Лада. Кажется, на этот раз мы не промахнулись. Как это ни странно.

- Что ты несешь? - перебила ее Александра. - Слушать тошно.

- Я даже готова ему простить, что он называет тебя Алекс, торжественно объявила Лада. - Мань, а Теперь садись и говори, в чем дело. Зачем ты его выставила?

- Девочки, - сказала Маша, - вчера какие-то бандиты изрезали мне пальто и велели никуда не ходить. А сегодня утром в почтовом ящике я нашла письмо.

- Господи Иисусе, какое еще письмо? - испуганно спросила Александра. От кого?

- От Вешнепольского, - сказала Маша. - Сейчас я вам его покажу.

Это было даже не письмо, а коротенькая записочка, нацарапанная на мятом, в желтых разводах листочке из школьной тетради в клетку. Листок был свернут военным треугольником.

"Маня! - было написано на его внутренней стороне. Александра читала, держа листок близко к слабому свету торшера, а в ухо ей сопела Лада. - Я жив и скоро выберусь. В моем кармане, где беспорядок - ты еще постоянно меня за него ругала, - возьми желтый японский пакет и отправь по адресу. Будь осторожна. Я очень тебя люблю. Иван".

- Что это значит? - потребовала объяснений Лада. - Это его почерк? Ты точно знаешь?

Маша кивнула. Александра перечитывала записочку, шевеля губами от усердия.

- Господи, он жив! - сказала она, поднимая глаза. - Мань, он жив!

Она даже взмокла от волнения.

- Как она к тебе попала, эта записка? - спросила Лада, забирая у Александры листок.

- Я пошла с ведром к мусоропроводу, - монотонно начала Маша. - Пошла потому, что услышала, как соседи вышли с собакой. Я целый день носа высунуть не смела, а тут услышала их и пошла. Пока я там ковырялась с мусоропроводом, какой-то мужик мимо прошел, я не обратила внимания. Марат прыгал как ненормальный. Марат - это соседская собака. Я к своей двери подхожу, а в ящике что-то лежит. Вот... записка...

- Ты точно помнишь, что, когда ты выходила, записки не было?

- Точно, Лад, - устало сказала Маша. - Конечно, точно. Да и какое это имеет значение? Я вытащила письмо, поняла, что оно от Вани, но искать того мужика не побежала, хотя он только что прошел вверх, следовательно, был еще в подъезде. Я перепугалась... И перепугалась еще больше, когда прочитала это письмо...

- А те, вчерашние... они, выходит, знали, что ты его получишь или уже получила... - пробормотала потрясенная Александра. - И предупреждали...

Лада деловито изучала тетрадный листок. Зачем-то она его понюхала и даже попробовала на зуб.

- Мань, у тебя есть еще какие-нибудь записки Вешнепольского? - спросила она, выплюнув катышек бумаги.

- Есть, - сказала Маша. - Он здесь сто раз какие-то тексты писал.

- Неси! - приказала Лада. - И какую-нибудь лупу или очки.

- Какую тебе еще лупу! - возмутилась Маша. - Тоже нашлась мисс Марпл. Я тебе говорю без всякой лупы - это Ваня писал. И мы должны решить, что делать дальше.

- Вот сейчас возьмем лупу и решим, - безапелляционно заявила Лада.

Александра прекрасно ее понимала. Им было очень страшно. И еще страшнее от того, что предстояло принять решение, от которого, возможно, зависела жизнь Ивана Вешнепольского, знаменитого журналиста, лучшего друга Александры Потаповой и возлюбленного Маши Вершининой.

Совершенно неожиданно для себя они попали в эпицентр каких-то непонятных и опасных событий, и теперь нужно было смотреть во все стороны, остерегаясь нападения, ждать подвоха, принимать ответственные решения, соблюдать конспирацию и ни в коем случае не ошибиться. Колоссальная ответственность! И не на кого ее переложить, не с кем ее разделить. Не было рядом с ними сильных и храбрых мужчин, говорящих низкими голосами: "Я все улажу!" Уладить все предстояло им самим. Вот только непонятно, как именно можно хоть что-нибудь уладить...

Поэтому Ладка разглядывала записку и собиралась сличать почерки, Александра все повторяла про себя: слава богу, что он жив, а Маша ходила по комнате с сухим иезуитским блеском в Глазах и, кажется, понимала далеко не все, что ей говорили.

Пока Ладка подковыривала столовым ножом край старой складной лупы, которая никак не хотела открываться, Александра снова взяла записку в руки.