Мой личный враг

- Как бонапартист воспринял твой выход на работу, да еще с утра до ночи? - уже обычным своим тоном спросила Лада. Она не была ни распущенной, ни циничной, но, разговаривая подобным образом, проще жить...

- Не заметил, - сообщила Александра, с наслаждением откусывая от пирога. - Про "с утра до ночи" он еще не знает, но, думаю, когда узнает, тоже не заметит. Знаешь, Лад, он тут еды привез из "Седьмого континента" почти на сто пятьдесят долларов. К чему бы это, ты не знаешь?

- На сколько? - выпучила глаза впечатлительная Ладка.

- На сколько слышала, - подтвердила Александра. - Я думаю, может, он жулик?

- Говорила я тебе - не выходи за него! - воскликнула Лада. - А может, он не жулик, а миллионер?

- Это я миллионер, а не он, - отозвалась Александра. - По крайней мере, я больше похожа на миллионершу. Если б ты только видела, во что он одет...

- Я не видела! - отрезала Лада. - Ты же его в секрете держишь, как будто он принц Чарлз, а мы с Маней две герцогини и мечтаем его у тебя отбить.

- Да не в этом дело!.. - с досадой возразила Александра. И они замолчали.

- Поедем, что ли? - предложила Лада. - Девятый час. Я уже все материалы на эфир сдала, мне больше делать нечего.

- Поедем, - согласилась Александра.

- Тогда я за вещами схожу, а ты спускайся. Моя машина на той стороне стоит, почти у входа. Я сегодня рано приехала, мне хорошее место досталось...

Это была вечная проблема - в "Останкине" всегда негде было оставить машину.

- Странно, - внезапно решившись, сказала Александра, когда Лада была у самой двери. - Почему именно меня попросили смонтировать этот фильм? Что-то тут не так.

Лада обернулась, вопросительно посмотрела на подругу:

- Что "не так"? Что ты все время выдумываешь?

- Не могу понять, в чем дело, - призналась Александра. - То ли кажется мне, то ли правда я что-то упустила...

Почему-то интуиция на этот раз подвела Ладу Ильину.

- Когда кажется, креститься надо, - сказала она сердито. - У тебя просто нервное расстройство.

И ушла.

В холле у Александры развязался ботинок.

Она нагнулась, чтобы зашнуровать его, а когда выпрямилась, прямо на нее шла Вика Терехина в голубой норковой шубе и высоких, до безупречных бедер,сапогах.

- Я что тебе сказала, дрянь паршивая? - подойдя вплотную, ласково спросила Вика. Александра даже попятилась от нее: не хватало только публичного скандала в переполненном вечернем останкинском холле.

- Ты что, не поняла? - наступала на нее Вика, - Мне повторить? Я по два раза не повторяю! Что тебе тут надо? Что ты здесь делаешь? Тебя однажды выставили отсюда, еще хочется? Так я мигом организую!

Александра молчала. У нее пересохло во рту и сдавило горло.

- Здесь тебе не место! - Вика говорила спокойно, даже весело. - Здесь не место шлюхам, не умеющим держать себя в руках. Забудь про телевидение, дура, иди где-нибудь полы помой, в каком-нибудь вокзальном сортире! Там твое настоящее место. Поняла? Еще раз увижу - вышвырну из здания к черту!

Она обошла Александру, как неодушевленный предмет, и, обернувшись, добавила, как будто забила последний гвоздь в гроб Александры Потаповой:

- Сучка!

Александра выскочила на улицу, перебежала дорогу, добралась до Ладиной машины и только тут позволила себе заплакать.

Филипп разговаривал по телефону, а Александра без звука смотрела кассету с одной из программ Вешнепольского. В архиве ей дали десятка два обычных, непрофессиональных кассет, которые можно было смотреть на домашнем видеомагнитофоне. Это ее очень обрадовало, потому что какое-то время не нужно было ездить в "Останкино", а следовательно, отпадала опасность встретиться с Викой.

Конечно, она придумала тридцать три достойных ответа, которыми при случае могла бы сразить Вику наповал, но отлично знала, что никогда ими не воспользуется. Слаба и труслива была Александра Потапова. Однажды, на экзамене по химии, она упала в обморок, и бабушка потом сказала, что она ведет себя "недостойно".

Филипп разговаривал по-французски. Александра не понимала ни слова и не понимала даже, о чем можно разговаривать так подолгу. В последнее время у него появилась такая манера: приезжая домой, он ужинал, садился на диван со своей щегольской мобильной трубкой и говорил, говорил... Александре страшно было представить, сколько денег у него уходит на эти разговоры.

Может, у него во Франции любимая, которая ждет не дождется его приезда? Спросить бы, но как-то неловко...

Он уезжал из дома довольно рано, около девяти, и приезжал в десять вечера. Чем он занимается целый день, Александра не представляла.

Ну какие особые занятия могут быть у иностранного журналиста в чужой столице?

Присутствовать на каких-нибудь встречах, брать интервью, скучать на популярных театральных постановках и толкаться в толпе возле Царь-пушки. Что еще?

Но этой программы явно маловато на двенадцать часов, да еще каждый день. Он не писал заметок, его лэп-топ большую часть времени простаивал закрытый. Что-то он на нем, конечно, делал, но к скорбному писательскому труду это, совершенно очевидно, отношения не имело.