- Я дам тебе денег, - быстро сказала Лада. - И не выпендривайся ты, ради бога. У меня их полно. Васятка только и способен, что деньги давать, а больше он ни на что не годен. Надо же как-то использовать его высокие чувства. Давай хоть деньги его проживать, пока очередная революция не грянула.
- Без меня проживешь, - отозвалась Александра.
Баба Клава никогда ни у кого не брала в долг. Только давала. И Александре брать не разрешала.
- Ты нам его покажешь? - спросила Маша, но как-то через силу. Александре казалось, что она весь вечер разговаривает через силу. Может, потому и гроза оказалась такой непродолжительной. Маше явно было не до чужих проблем.
- Покажу, - пообещала Александра. - Ну что, девицы?
Маша молчала, а Ладка с силой махнула рукой.
- Женитесь, - сказала она с отвращением, - разводитесь, топитесь... Кроме того, как я понимаю, нам все равно ничего не изменить, если только сдать тебя в психушку...
- Правильно! - воскликнула Александра с подчеркнутым энтузиазмом и опрометью, чтоб ничего больше не слышать, бросилась на кухню, где чайник, судя по доносившимся звукам, давно уже намеревался убежать с плиты.
Когда она заварила кофе, внезапная и острая боль вдруг скрутила живот. Такое с ней часто теперь случалось.
Боль эта напоминала о том, как она сидела под столом в комнате "Новостей" и слушала разговор своего мужа с Викой, а потом стояла перед Михаландреичем, подписавшим ее заявление, а затем дожидалась в кресле очереди на аборт...
- Ты чего? - испуганно закричала Ладка, пришедшая за чашками. - Чего ты, Сашка?!
- Мне плохо, - выговорила Александра черными губами. - Очень плохо. Совсем...
Они ушли не скоро, вдоволь насуетившись над дрожавшей в ознобе Александрой.
Маша искала в коробке с лекарствами какие-то препараты, снимающие спазмы, Ладка все порывалась вызвать "Скорую", а потом поехала в аптеку, поскольку Маша, конечно же, ничего подходящего не нашла. Они бестолково метались по квартире, ругались и, кажется, даже всплакнули в коридоре - иначе почему бы у них обеих глаза стали вдруг такими красными?
Александру вся их суета раздражала.
Они ничем не могли помочь - ясно как божий день, и метались исключительно для успокоения собственной совести, так, по крайней мере, казалось Александре.
- Не нужно мне ничего, - раздраженно цедила она, пока они поили ее ромашковым чаем и звонили Машиной тетке, которая разбиралась во всех болезнях и точно знала, что и в каком .случае нужно делать.
Потом ей стало стыдно за свои несправедливые злобные мысли, и она принялась благодарить их, умоляла не поднимать паники. Это у нее не первый приступ, она консультировалась с врачом, и тот заверил ее, что в конце концов все должно пройти. Когда успокоятся расшатанные нервы.
- А когда они успокоятся? - деловито спросила Маша.
На этот вопрос Александра не могла ответить, как не могла и рассказать им про аборт. Страшно даже подумать, как много всего она потеряла. И в черном списке этих потерь работа шла вовсе не первым номером. Переложить на них еще и тот, самый черный, ужас?.. Нет, ни за что! Это ее крест, и, как бы он ни был тяжел, она должна нести его одна, сама, без посторонней помощи.
Никто ни в чем не виноват, виновата только она.
Она оказалась плохой женой, слабой и никчемной. Она не смогла защитить то, что было ей дорого, - Андрея, его ребенка и собственную жизнь. Андрей не виноват, что Вика оказалась интересней, свободней, сильнее и умнее его жены, размазни и рохли! И никогда этого не понять Маше с Ладкой, которые клянут изменщика Победоносцева на чем свет стоит. Вот она его понимала хорошо. Наверное, он бы очень удивился, если б узнал, насколько хорошо она его понимала!
Он попробовал пожить с ней, благодарный за то, что она когда-то помогла ему. А она оказалась... недостойной. Господи, это же так понятно и объяснимо!
Она никогда не оправдывала ничьих ожиданий.
Не должна была родиться - и родилась, заставив родителей разойтись и пристроить ее бабушке, которой и без Александры жилось нелегко. Она не была очаровательным ребенком, потом превратилась в некрасивого подростка, и девушка из нее получилась весьма далекая от совершенства - "слишком много мяса", как выражалась обычно та же Вика.
И она никогда не умела бороться, быстро уставала, несмотря на свою богатырскую внешность, и уставала не физически, а душевно. Ей скучно было по сто раз переписывать контрольные по геометрии, чтобы в конце концов получить вожделенную пятерку, и вовсе яе хотелось драить пол в кабинете у ботанички, хотя всем было хорошо известно, что это единственный путь в самое сердце ботанического рая. Ей нравился английский и совсем не нравилась химия, и она никогда не могла заставить себя полюбить химию и разлюбить английский, и это стоило ей золотой медали.
Ей было лет восемнадцать, когда баба Клава впервые высказала мысль, поразившую Александру. "Господи, - сказала бабушка в сердцах, - кто же тебя замуж-то возьмет, такую недотепистую! Дал бы бог дожить до этого дня, я бы, кажется, в Киев на богомолье съездила, если б тебя пристроила..."