Мой личный враг

Почему она не уехала на метро в другую сторону или не пошла вместо Пушкинской к Белорусскому вокзалу? Почему около булочной у нее развязался шнурок на ботинке и она довольно долго завязывала его, перегнувшись через толстый пуховик, собравшийся на животе складками? Почему пережидала, пока какой-то отчаянно сигналивший идиот выберется из переулка возле Театра Станиславского на Тверскую, - тоже довольно долго?

Александра не была суеверна и религиозна тоже не была, но мистика происшедшего всю жизнь потом занимала ее и заставляла верить в то, что провидение существует.

Она очень устала в толпе и, добравшись до перехода под Пушкинской площадью, решила поехать домой. Спускаясь по мокрым ступенькам, Александра поскользнулась и ухватилась за куртку какого-то мужчины, поднимавшегося ей навстречу.

- Добрый вечер! - весело сказал мужчина. - Вы меня не помните? Меня зовут Филипп Бовэ, мы встречались на какой-то вечеринке около месяца назад.

- Д-да, - отозвалась Александра с некоторой запинкой. - Помню...

Она тогда ждала Андрея, а он все не ехал и не ехал, и Вика суетилась вокруг с какой-то своей подругой, а потом они танцевали, и все в ее жизни было превосходно...

- Да-да, - повторила Александра, захлебываясь в этих воспоминаниях, и, чтобы окончательно не утонуть в них, быстро сказала: - У вас русская бабушка.

- Совершенно точно, - подтвердил Филипп. Что-то с ней случилось, решил он. Человек не может так разительно измениться за короткое время.

Переступив ногами в скользких ботинках, Александра случайно взглянула ему в лицо: никакого любопытства, только сдержанное сочувствие и, пожалуй... тревога?

У нее в голове как будто щелкнуло. Как будто хозяин дома вернулся после долгого отсутствия и, войдя, первым делом зажег свет, потом огляделся и замер в недоумении - вроде все как всегда, но появилось что-то новое. А может, ему только кажется?..

- Филипп, вы женаты? - спросила Александра совершенно бездумно.

- Нет, - ответил он, слегка удивленный. - Почему вы спрашиваете?

- Тогда вам просто необходимо срочно жениться на мне, - сказала Александра. - Понимаете?

- Нет, не понимаю, - искренне ответил Филипп. - Может, объясните?

Он оглянулся по сторонам. На ступеньках московского метро в час пик разговаривать было трудно.

- Хотите есть? - спросил он, почему-то твердо уверенный, что она голодная. Во-первых, голодная, а во-вторых, сумасшедшая. - Пойдемте поедим где-нибудь. И поговорим.

- О чем? -пролепетала Александра - ей стало страшно.

- О женитьбе, - невозмутимо ответил Филипп Бовэ. - Мне не каждый день делают предложение. Да еще на улице. Разве это не стоит обсудить?

- Так что для вас в этом - прямой резон, - проговорила она с улыбкой дельца-пройдохи, заключающего квартирную сделку со старушкой божьим одуванчиком. Ей было так стыдно, что волосы на шее противно встали дыбом. - Вам не придется платить за квартиру и... пользоваться услугами проституток....

- Вместо проституток, как я понимаю, вы предлагаете себя, - холодно проговорил Филипп. - Я не ошибаюсь?

Она взглянула на него и, дивясь собственному мужеству, кивнула. Ему показалось, что через секунду она умрет от разрыва сердца.

Александра смотрела в окно, на церквушку и театр "Ленком", у которого уже начался вечерний съезд машин. Все парковались, сигналили и ругались, и в узкой улочке в обе стороны давно и безнадежно змеилась чудовищная пробка. Светофор дисциплинированно переключался с красного на зеленый, но все его усилия были тщетны - с места никто не двигался.

Почему-то Александре показалось, что в этой безнадежной пробке сосредоточилась вся тоска, какая только существует в природе, и безысходность, и невозможность спасения - окружающий мир не пускает ни влево, ни вправо, ни вперед, ни назад...

Какой-то резкий звук заставил ее вздрогнуть. Она с изумлением взглянула на мужчину, сидящего напротив, - она совсем о нем забыла.

Филипп хмуро вернул на место упавший стакан.

Угораздило же его влипнуть в историю с этой полоумной девицей, осатаневшей от жизненных катастроф настолько, что она решилась предложить себя совершенно незнакомому человеку! И можно ли ей верить? Впрочем, он же сам слышал тот разговор на кухне - ее, теперь уже бывшего, мужа и этой теледивы. Разговор совершенно недвусмысленный. Он даже вспомнил острое чувство брезгливости, охватившее его в темной передней, и сочувственной жалости к Александре. Филиппу всегда были отвратительны карьеры, сделанные в женских постелях. Как правило, очень ненадежные, они требовали постоянных усилий именно в этом, постельном направлении...

- Почему я? - спросил он у Александры, которая таращилась в свою пустую тарелку, и с удивлением осознал, что ее ответ ему не безразличен.

Почему для осуществления своего дикого плана она выбрала именно его? Не кого-нибудь из близких, кто понял бы ее, поддержал и... отговорил?

Она улыбнулась тарелке пристыженной, дрожащей улыбкой и забормотала, не поднимая глаз: