Мой личный враг

- Ты, Вань, совсем оторвался от жизни, - сказала Александра и заглянула к нему в бумажник. Порывшись, она вытащила бумажку отечественного производства и помахала ею у него перед носом. - Видел? Запомни, а то будешь потом в американской валюте требовать.

- Запомню, - пообещал Иван. - Ты еще вернешься?

- Конечно, - сказала она. - Куда же я денусь?

Но когда в комнату "Новостей" позвонил Андрей Победоносцев, Лена Зайцева, оглядевшись по сторонам и не увидев Александры, сообщила ему, что она уехала и сегодня уже не будет.

Михаландреич обедал, Вешнепольский тоже не заходил, и некому было уточнить эту информацию.

Александра купила бабе Клаве желтых лохматых хризантем. В портфеле у нее лежали ножницы и пустая стеклянная банка из-под кофе, чтобы было куда поставить цветы. Длинные толстенные стебли придется втрое или вчетверо укоротить, иначе не успеет она дойти до выхода с кладбища, как они отправятся на продажу по второму кругу.

Дождь все шел, и в мире было муторно и тоскливо, как в предчувствии большой беды.

По мокрой дорожке, засыпанной желтыми листьями, Александра добралась до бабы Клавы и тихо с ней поздоровалась. Старая береза над соседним памятником зашелестела под внезапно налетевшим ветром, обдав Александру дождем и жесткими листиками, похожими на золотые монеты.

Александра усмехнулась. Баба Клава, как всегда, выражала ей неудовольствие.

Не было случая, чтобы бабушка за что-нибудь похвалила Александру. Все она делала не так, всегда была нерасторопна и неумела, никогда не могла соответствовать высоким бабушкиным идеалам. Наверно, бабе Клаве казалось, что именно так нужно воспитывать детей, чтобы из них вышел толк. Наверное, она считала: если все время указывать человеку на его ошибки и промахи, он перестанет их делать.

Но Александра все время ее подводила. Промахи следовали один за другим.

Она хорошо училась, зато совсем не хотела шить, а это при более чем скудных финансах было просто необходимо. На даче ленилась полоть, забиралась под вишню и подолгу смотрела в траву, где копошились муравьи и божьи коровки. Бездомные собаки со всего района ждали ее у подъезда, и она раздавала им по частям собственный завтрак и носила в ветлечебницу их многочисленных щенков, а потом слонялась по подъездам, пристраивая их добрым людям.

Баба Клава запрещала ей близко подходить к собакам и сразу после школы усаживала ее за yроки, а потом за шитье или вязанье. Им нужно было на что-то жить - пенсии хватало только на хлеб.

В десять лет Александра вовсю шила фартуки на продажу в какую-то артель. Шила и сочиняла истории. Шила и мечтала о том, как у нее будет собака, а у собаки - смешные толстые щенки. Шила и думала о лете и море, которое видела по телевизору.

В шестнадцать она уже работала на почте, а в семнадцать перепечатывала на древней пишущей машинке чьи-то курсовые работы. Но бабушка все равно была недовольна.

Так Александра и выросла, сознавая собственное несовершенство во всей его полноте...

- Привет, бабуль, - сказала она негромко. - Это я.

Пристраивая цветы, она сокрушалась про себя, что они "покупные", а не с дачи. "Покупных" цветов бабушка не любила, жалела истраченные впустую деньги. И приехала внучка не вовремя - во второй половине дня. Кто же на кладбище под вечер едет?

Нет, все, все Александра делала неправильно...

Мокрой тряпкой она протерла скромный памятничек с овальным портретом.

Баба Клава строго и неприязненно смотрела, как внучка наводит порядок на оскудевшей осенней могилке, засыпанной листьями.

- Я к тебе теперь, наверное, только весной приеду, - сообщила Александра портрету. - Не сердись.

Водитель, должно быть, заждался в машине, подумала Александра, да и следующая съемка приближалась неотвратимо, поэтому она заторопилась и вскоре ушла, с дорожки еще раз оглянувшись на бабу Клаву.

"Как это вышло, что я ни разу у нее не спросила, любит она меня или нет?" - думала Александра.

Дождь барабанил по зонту, в мокрых аллеях потихоньку сгущались сумерки...

Почему я не спросила? Это ведь самое главное...

Пресс-конференцию министра внутренних дел вместе с архивным видео Александра смонтировала и озвучила как раз к девятичасовому эфиру. Вика в студии язвила и гоняла Лену Зайцеву и еще двух-трех бедолаг, которым по'должности полагалось присутствовать на площадке рядом с барыней.

- Уволюсь к едрене-фене, - сообщил Александре Михаландреич, сдирая с лысой головы наушники. - Достала, ей-богу!

- Сашка, ты уезжаешь или будешь эфир смотреть? - звучным голосом спросила издалека Лада Ильина. - Если уезжаешь, я тебя подвезу.

- Она не уезжает! - объявил из-за двери Иван Вешнепольский. - Зря я, что ли, торчу тут полдня?

- А почему он торчит тут полдня? - спросила у Александры Лада.

- Потому что жду, когда меня Сашка обедать поведет, - провозгласил Иван и вышел из комнаты "Новостей". Руками он запихивал в портфель какие-то бумаги, а подбородком придерживал папку, отчего говорил неразборчиво.

- Ну-ну, - неопределенно отреагировала Лада. - А в честь чего намечается обед?