Мой личный враг

В двери постучали, когда ведьмочки уже устали мне доказывать, что я красивая, и что мужиков на свете как кроликов нерезаных, в смысле — завались, и что мага так просто не убьешь. Открывать пошла Бажена, которой мои причитания тоже изрядно надоели.

Как оказалось, с нами хотел пообщаться ректор.

— Доброго вечера, адептки. — Ваэдан Шмидкович старался не смотреть на Бажену, зато на нас направил свой суровый взор. — Итак, амулеты действуют, и сейчас вы не представляете никакого интереса для адептов нашей академии.

Я почему-то после этих слов завыла.

— Адепт Арканэ жив, — поспешил заверить меня руководитель этого общества сумасшедших.

— Правда? — я поспешно высморкалась. — А что с ним было?

— Ваш амулет, — ректор хищно осклабился, — он не позволяет магам впитывать ваш ресурс. А если маг упорствует, амулет выпивает весь его магический резерв.

Тринадцать ведьмочек остолбенели, а ректор, леший его задери, преспокойно продолжал:

— Это хорошо, что на показательное выступление попался Арканэ, он сильнейший студент в академии, и все решат, что если он едва выжил, то остальным лучше и не рисковать. Таким образом, вы в безопасности, и учебный процесс не будет нарушен.

Если говорить откровенно — нам все это не нравилось. Одно дело столкнуться со всеобщей любовью магов, другое дело — с ненавистью, тоже всеобщей, ну и в дополнение — с тщеславием магов, с их презрением и демонстрацией превосходства. Но, судя по лицу ректора, это уже были сугубо наши трудности.

— Доброй ночи, адептки. И вот расписание ваших занятий на завтра.

Лист бумаги был положен на стол, сам ректор удалился… украдкой бросив взгляд на Бажену.

— Мы все… — начала Любава. Под нашими мрачными взорами она подавилась словами и исправилась: — Должны выжить.

Обозленные ведьмы начали укладываться. Расстелив постели и переодевшись ко сну, все как одна уселись, удобно примостившись спиной к подушкам, и открыли ученические тетради. Каждая уважающая себя ведьма перед сном повторяет самое важное из пройденного за день, после делает запись в дневнике и только потом ложится спать.

Спустя час, когда все перешли к записям в дневники, над спальнями понеслись всхлипы и сдержанные рыдания. Раздался откровенный рев — это Любава. Я, вытирая собственные ручьем льющиеся от жалости к себе слезы, украдкой взглянула на Бажену — та тоже писала и давилась слезами. Варвара, напротив, была спокойна, своей аккуратной ручкой с черными ноготками она выводила лаконичные предложения и даже умудрялась видеть происходящее вокруг.

— Хватит себя жалеть, — угрюмо сказала подруга.

Мы с Варварой ходим парой — это про нас. Мы всегда парой были. Еще с детства, когда вместе в луже купались. Потом, уже в школе, к нашему дуэту присоединилась Белинда. Девочка она была хрупкая, белокожая, черноглазая, а волосы зеленые. Мы уж думали, русалка, оказалось — неудачный эксперимент. Зеленые потом отросли и стали нормальными черными, а кожа так белой и осталась.

— Поганка ты наша бледная, — иной раз говорили наставницы.

— Вся в вас, — парировала Белинда.

А потом простаивала на коленях в углу, у нас в школе жесткая дисциплина, не то что у этих.

— Прорвемся, — Белинда отложила дневник, — но нас так жа-а-а-алко…

— И не говори, — отозвалась Рогнеда, — мне нас так жалко не было, даже когда чертополох собирать ходили.

— У-у-у, — завыла Любава.

— Выживем! — хором сказали мы.

А дальше произошло нечто.

Сначала посреди этой объединенной спальни появился стол. Потом на столе расстелилась сама собой скатерть. На скатерке начали проявляться тарелки. Жареный индюк, разносолы, самовар, настоящий и дымящийся, плюшки, пирожки! Мы подскочили от удивления, хотя уже догадывались, кто здесь шалит.

— Здравствуйте, дорогие ведьмы! — из ниоткуда появился домовой. Маленький такой старичок в красной шляпе, смешных коротких шароварах и с носом-картошкой. — Уж не побрезгуйте угощением.

Дневники были отложены до худших времен, а довольные и счастливые ведьмочки бросились… нет, не к столу, к домовому! Мы таких еще не видели, он весь какой-то ненашенский был, да и солидный, и выпить не предлагал.

— Выпьем за встречу! — раздалось разудалое, и появился еще один домовой. Тоже старичок, тоже ростом невелик, зато наш, в портках да рубахе, а еще с бутылью, что больше него самого.

Чего от нас домовые хотят, мы знали, как же не знать. Но для начала нас долго благодарили за двух домових, отпущенных накануне, и уже потом очень осторожно первый домовой начал подводить разговор к сути.

— Да о чем речь, — Рогнеда пила наравне с нашинским домовым, в то время как все уже на чай перешли, ну а я, отлив половину своей горилки, мастерила восстанавливающее силы снадобье. — Поможем, чай, не чужие вам. Да и… ректору насолить охота. Ой как охота, прямо сил нет!

Домовые переглянулись, и нашинский, уже подвыпивший основательно, сипло спросил:

— И что… всех отпустите?

— Всех, — милостиво согласилась Рогнеда, — наливай!

— Девочки, — иноземный домовой распереживался, — да как же… девочки, а вам за это ничего не будет?

— Все равно помрем, — отозвалась Любава и протянула чашку нашенскому домовому, — наливай!