Мой личный шеф

Я ни за кого никогда не пойду замуж! Я рассталась с Родионом. А он тут, и мне нужно кем-то прикрыться, чтобы не упасть к ногам Султанова. Но никаких больше свадеб. Это закрытая тема. Ноги моей в ЗАГСе не будет.

— Назло директору отморожу уши? — Взгляд его чёрных глаз, смотрящих исподлобья, выражает так много всего…

Тут и ум, и примесь хитрости, и искушение, а сквозь улыбку просвечивает: «Ты всё равно будешь моей, даже не надейся».

— Нет, просто у нас с Родионом Дмитриевичем настоящая любовь, — вру я.

— Мама, я пойду побегаю по вагону?! Скучно! — перебивает нас Алёна, явно потеряв интерес ко взрослой болтовне.

Не дождавшись разрешения, она хватается за ручку двери, тянет в сторону и выскальзывает в коридор. Встаю за ней, выглядываю наружу.

— Алёнка, только очень аккуратно, смотри не ударься! И ни с кем не разговаривай и в чужие купе не суйся. Слушайся меня! Эй, я всё видела, ты закатила глаза! — кричу ей вслед.

Сажусь обратно. Напротив него.

— Она непоседа. Я был точно таким же в её возрасте. Меня мама всё время откуда-то вытаскивала и снимала. То с крыши, то с забора. У меня была масса идей. Однажды я покрасил полы зелёнкой. Для этого мне пришлось подговорить соседских ребят, чтобы они принесли мне всю зелёнку из дома. В тот день отец впервые отходил меня ремнём.

Я представляю его маленьким. Смотрю в глаза. Это растапливает сердце, но только на минуту, потом я вспоминаю про то, как он орал мне в лицо про измену с Иваном, а рядом стояла моя лучшая подруга. Подружка невесты в нежно-сиреневом платье — этот цвет с тех пор словно триггер. А потом под руки меня подхватила мама.

И всё идет по новой. Я помню зеркала, что отражали мои слёзы, и падающие на пол розочки из прически. Как меня трясло в истерике. А ещё ненавистные туфли, которые так сильно жали. Я скинула их и швырнула об стену. Подруга пыталась меня утешать, а я в благодарность перестала с ней общаться, потому что она стала живым напоминанием о той самой боли. О том дне, когда Марат Русланович Султанов проехал по мне катком.

— Это всё очень интересно, господин директор. — Закрываю я одну коробку, потом вторую и, установив их друг на друга, пододвигаю к нему. — Но я не нуждаюсь в подкармливании. У меня есть еда. И покиньте, пожалуйста, наше купе.

Смотрит в упор. Давит взглядом.

— Никогда меня не простишь? — потихоньку закипая, интересуется Султанов.

И продолжает изучать, да так пристально, что мне жарко и холодно одновременно.

— Нет. Не прощу.

— Назло мне выйдешь за кого попало? Тебе не кажется, что это по крайней мере некрасиво? Использовать в своих целях несчастного Родиона! Это подло! Он тебя любит. А ты, очевидно, нет!‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не хочу я ни за кого выходить. Ничего не отвечаю и, прикусив губу, сижу с ровной, как гладильная доска, спиной. То ревную, то бешусь, то отдаюсь на столе, мотаюсь, как фекалии в проруби. Я не вывожу это всё! И просто хожу по кругу.

Он устаёт от моего молчания.

— Как скажешь, Виолетта Валерьевна! — Встает, дёргает ручку, открывает окно и вышвыривает туда обе коробки с едой. — Знаешь, в чём твоя проблема? Ты сама себе не даёшь быть счастливой! Просто помоги мне! Отпусти нас на волю! Ты как будто на тонущем корабле! Повсюду всё горит и рушится, и ты бедная-несчастная мечешься туда-сюда, падаешь на палубу, а тебе на голову мачта валится. И ты башку прикрыла и лежишь. А надо всего-навсего подумать немного, надеть спасательный жилет и сесть в шлюпку, которую я для тебя приготовил.

Вздрагиваю, когда он захлопывает окно и в купе перестаёт пробираться холодный вечерний ветер.

— У вас прекрасный ассоциативный ряд, Марат Русланович, сразу видно большое начальство.

Взглянув на меня ещё раз и психанув окончательно, он уходит.

Мигом задохнувшись, я снова не знаю, как быть. Во мне столько боли и тоски.

Пусть он будет отцом моей дочери. Я расскажу ей. Подберу время и сообщу правду. То, что я делаю сейчас, совершенно точно подло. Я не должна скрывать от неё правду.

Но я и он… Он явно хочет большего. Однако моя уязвлённая гордость оказалась невероятно злопамятна, особенно при остром сознании того, что после меня у него были женщины… У меня тоже был Родион, но я… Не могу я, не могу, не могу.

Я не знаю, как это отпустить. А ещё я понятия не имею, как его забыть. Как мне вылечиться от Султанова?

Глава 37