— Я вам чаю сделаю! Вам надо срочно горячего попить! А то ещё коньки отбросите.
И удаляется в комнату секретарши, начинает ползать вокруг чайника. Слышу звон посуды и плеск воды.
— Решили пургену мне подсыпать, чтобы я ещё и в туалет бегал, а не только кашлял?
Она возвращается, ставит руки на пояс, властно выдвигает ножку вперёд.
— Молчите и ждите свой чай, пока я не передумала!
И снова уходит.
Глава 25. Султанов
— Вот. — Виолетта ставит передо мной чашку дымящегося чая. — Быстренько пейте.
Даже не верится. Такая забота. Заглядываю внутрь. Там плавает жёлтая долька.
— А лимон где вы взяли?
— Украла у секретарши, а что, нельзя?
— А что я ей скажу? Она же не поймёт. — Подтягиваю к себе золотистое блюдце.
На самом деле мне плевать, о чем разговаривать, лишь бы с Виолеттой. Вот, прицепился к лимону, только бы она не уходила и ещё немного побыла рядом со мной.
— Скажите ей, что украли у неё лимон, потому что вы кашляете. Он лежал бесхозный на её полочке в закрытом шкафчике. Может, она вообще не любит лимоны, и он попал туда случайно. Или у неё аллергия на цитрусовые. Кстати, очень частое явление. И не факт, что он ей понадобится. Она же не болеет?
Это самый высокоинтеллектуальный разговор из тех, что у нас были. Кашляю, начинаю пить. Поглядываю на неё поверх ободка чашки. Мы смотрим друг другу в глаза. Прям очень проникновенно. Это длится сказочное мгновение.
— Вы украли этот замечательный цитрусовый плод, а я буду отвечать?
— Но я же утащила его для вас, Марат Русланович, — пожимает плечами.
Смотрю на неё с наигранным подозрением. Но эта беседа неожиданно очень волнующая и страстная, почти на грани, несмотря на довольно дурацкую тему.
— Спасибо! — Продолжаю кашлять, поэтому снова прихлёбываю чай, вроде бы становится легче.
А она, развернувшись боком, постукивает ножкой по полу. Чего-то ждёт — наверное, телефон водителя.
— К врачу ходили?
Неожиданно.
— Нет. Я пришел на работу, и всё. Там сейчас как наделают анализов, как напридумывают. Как понаходят. Нет уж, увольте.
— Да-а-а, — усмехается Виолетта, — лучше умереть.
— Ох и не надейтесь, госпожа хоровичка.
— А если у вас пневмония? Надо сделать снимок!
Подношу чашку ко рту, не прекращая смотреть на Виолу. И в этих наших переглядках столько всего, на их фоне бледнеют, становятся неважными перепалки пополам с оскорблениями. Никогда не видел женщины лучше. Такая красивая, что аж в глазах темно.
— Так сделайте, Виолетта Валерьевна. У вас же есть телефон!
— Очень смешно! — Резко отрывается от столешницы, поправляет свою шикарную косу, чуть одёргивает платье. — Я вообще-то имела в виду другое. Я говорила про флюорографию. От воспаления лёгких можно запросто умереть.
— Нет у меня никакого воспаления. Я мерил температуру!
И смотрю на неё в упор из-под насупленных бровей, но не потому, что злюсь, я просто ещё никогда не хотел женщину, будучи в состоянии болезни. Мне казалось, плохое самочувствие должно исключать сексуальное влечение, ан нет. Всё на месте. Давлюсь кашлем и думаю о том, как она сводит меня с ума.
Виолетта чувствует моё влечение. Ей неуютно и дико. Она пытается уйти. Она же вроде как с Родионом встречается, а я кашляю и дырку в ней взглядом сверлю, забыв обо всех приличиях.
— Много вы знаете, пневмония бывает и без температуры, вот у моей подруги…
— Только не надо, ради бога, историй! — Машу рукой, терпеть это не могу.
— Хорошо. Не хотите слушать, тогда я пойду.
Вот блин, надо было послушать про подругу, у которой наверняка отвалилось нечто жизненно-важное из-за насморка.
— Хочу предупредить, что немного задержусь с обеда.
Интересно, о чём это она? Надеюсь, речь не о том, что они с Родионом решили подать заявление в загс.
Она чуть задевает боком стул, как будто теряет равновесие. Первая мысль подхватить и спасти. Но она справляется.
— А вы, Марат Русланович, обязательно идите в поликлинику. Там есть кабинет, куда можно обратиться без записи, вас там хотя бы стетоскопом послушают.
Медленно движется к выходу.
— Обязательно побегу в поликлинику. Сейчас чай допью — и вперёд.
Она с обидой поджимает губы. Я улыбаюсь.
— Ну если умрете, я не виновата. Видит бог, я пыталась вас спасти.
— Зачем? — выходит чересчур чувственно.
— Что зачем?
— Зачем вам надо, чтобы я не умер от пневмонии? Отправлюсь к праотцам, и вы наконец избавитесь о надоевшего вам руководителя. Придёт хороший, опытный. Возьмёт назад на работу Родиона. Дочери не надо будет рассказывать, что её отец жив и здоров.
Наши взгляды встречаются и, несмотря на всю чепуху, что я несу, в её глазах читается ощущение уюта, аж сердце млеет, понимаю, что в её объятиях меня всегда будет ждать нежная забота. Вот такая как сейчас.
— Зачем-зачем? За шкафом! Всё! Я пошла!
Дурочка…
Громко откашлявшись, продолжаю откровенно смотреть на неё, как будто сейчас наброшусь и раздену догола. И плевать, что она там балаболит. Пришла вон, чай сделала. Может быть, не так уж и сильно она любит Родиона?
— Расскажите мне, какая она?
— Кто?
— Моя дочь.
— Вы имеете в виду Алёну?
Кашляю сквозь смех. Театр юного зрителя.