Мой личный ад

На его счастье ни Кеннета, ни его подруги нигде не было видно. Бен попытался расслабиться, отправившись к символической сцене, где настраивались музыканты, его старые приятели. Получив дозу горячих приветствий, суровых мужских объятий и похлопываний по плечу, он почти успокоился, заставив себя наслаждаться вечером.

Но едва по обе стороны от сцены разожгли огромные костры и один впереди, а вокруг собрался народ, горланя вызов Стейны, Бен понял, почему Хелл не было среди присутствующих.

Еще до того, как зазвучали первые аккорды «Ветра»*, к центральному костру вышли три девушки. И Хелл среди них. У Бена перехватило дыхание. Мозг посоветовал свалить, но непослушное сердце взяло верх, не позволяя двинуться с места, даже просто закрыть глаза. Он уже забыл это беспомощное благоговение, которое завладевало им в присутствии Хелл. Бен жадно осматривал в ее лицо, фигуру, одежду. Конечно, это была она. Другой такой просто быть не могло. Короткое льняное платье, расшитое солярными знаками по подолу, меховая курточка, сапожки без каблука, разноцветные ленты в собранных волосах. И хотя девушки, вышедшие танцевать вместе с ней, были одеты точно так же, Бен видел, что она выделяется. Осанка, гордо вздернутый нос, горящие глаза. Хелл была лидером, это сразу становилось очевидно.

Едва зазвучали первые аккорды, девушки сбросили куртки, оставшись лишь в платьях с длинными широкими рукавами-парусами. Бен инстинктивно повел плечами, полагая, что это чересчур, ведь на улице было весьма прохладно. Но румяные лица танцовщиц, жар от костров и разгоняющаяся по темпу песня не давали им мерзнуть. Они кружились, взмахивая руками, держа ритм, который украшали своими движениями. Даже если бы Хелл здесь не было, он бы узнал ее танец, ее стиль. Только она умела так миксовать традиционные и современные мотивы, чувствуя музыку Стейны всем сердцем, отражая в танце ее прелесть и суть. Бен видел, как она танцевала под питерский фолк, отрываясь и веселясь, но сейчас она просто рисовала телом историю, что пела Старшая.

Хелл всегда любила эту песню, она часто звала Бена своим Ветром, смеялась, что пропадает, что навеки отдана ему, незримому жениху.

В динамичной музыке проигрыша девушки закружились вокруг костра, вдоль зрителей. И Бен, затаив дыхание, ждал приближения Хелл. А она почти летела, едва касаясь земли, взмахивая рукавами, словно крыльями.

«Где же ветер мой? Пусто в поле

Или предал меня мой милый?» — Пела Стейна, когда их взгляды встретились.

Губы Хелл повторяли любимые слова, а руки и ноги — отточенные, знакомые до боли движения, но смотрела она на Бена. Не отрываясь. Улыбка исчезла с лица, черты стали жесткими, незнакомыми.

«Для чего мне краса и воля

Он крылат, только я бескрыла».

Бен не сразу понял, почему толпа оживилась, но краем глаза заметил, что две танцовщицы выбрали себе пару из толпы собравшихся. Он был почти уверен, что Хелл сейчас выберет его, потому что она задержалась рядом, подойдя к нему почти вплотную.

«Для чего такому жена?

Он играет шелковой плетью», — безмолвно проговорила Хелл одними губами, продолжая смотреть прямо ему в глаза, а потом, легко подпрыгнув, побежала в противоположную сторону, где стояли питерские.

«Где-то всадник, привстав в стременах,

Летит в погоне за смертью».

Она взяла за руку Кеннета, вытягивая его к сцене.

А Бен… Бен стоял, чувствуя себя конченым идиотом, пока Хелл и Кеннет танцевали, улыбаясь друг другу, чувствуя друг друга, подпевая Стейне:

«Ой да на что, на что сдалась я ему

Словно нож, он остер и резок.

Вышивают небесную тьму

Пальцы тонких ветреных лезвий».

Движения были просты и красивы одновременно, явно адаптированные для не особо гибких воинов. Бен не был счастлив видеть, что именно Хельга и Кен были самой красивой парой. И даже на фоне собственных душераздирающих переживаний от их гармоничного взаимодействия он не мог не удивиться вслух:

— Охренеть, Кеннет танцует!

Бен сказал это сам себе, но парень, стоявший рядом, услышал и ответил:

— Кен всегда танцует с Хелл под «Ветер». Это их песня, — и, конечно, с насмешкой добавил: — Тебя давно не было, Бен. У нас перемены.

— Я вижу, — буркнул он, обозначая конец разговора.

Бен ушел к столам, где взял стакан с пивом. Он не желал досматривать шоу, только невольно дослушал окончание песни.

«Распускает тугие косы

Под масличной юной луною.

В тишине танцует, смеется,

Будто впрямь и стала женою.

Поздно зовете, друзья, я сама себе не знакома.

Ведь я — я уже не я,

Мама, и дом мой уже не дом мой.

Да только с ветром кто будет спорить,

Решится ветру перечить?

Вышивай жасмин и левкое,

С женихом ожидаю встречи».

Никогда еще голос Стейны не был ему так неприятен. Осушив стакан в два глотка, он взял второй, понимая, что эти дни на Севере будут совсем не такими, как он ожидал. Да и не только эти… Перемены слишком бесцеремонно и стихийно ворвались в его любимый мир, ставя все с ног на голову.