Мой лейтенант

Пинчук промолчал. В самом деде, почему так долго их нет. Ведь им ближе. Неужели что-то случилось? «Ах, надо было поставить рядом Егорова, а Давыдченкова на ту сторону». В Маланове он уверен, а Егоров хороший парень, но ведь для разведчика этого еще мало. Почему он взял его с собой, были ребята поопытнее. Что ему дался этот Егоров, как будто он первый или последний на этой войне.

Вой бомб нарастал волнами, самолеты, сделав заход, повторяли все снова, а может, это были уже другие машины. Захлебываясь, стучали пулеметы, по небу шарили прожектора. Пинчук сначала даже не понял, о чем хочет сказать ему Давыдченков.

— Это у них, — повторил тот, показывая рукой.

До Пинчука ясно донеслась близкая автоматная трескотня.

— Точно, Вася, у них! — Он выхватил гранату и бросился в овраг.

Они стремительно вырвались на противоположную его сторону, стрельба была совсем рядом, пули посвистывали над толовой. Они пошли медленно, пригибаясь и всматриваясь во все стороны. Взметнувшееся неожиданно пламя осветило кусты, и около них Пинчук увидел немцев. Он бросил гранату, Давыдченков застрочил из автомата. Еще бросок, Пинчук что-то кричал, и Давыдченков кричал; взметнулись взрывы в кустах — один, потом еще и еще, — громко закричал раненый немец. Пинчук бросил еще гранату и побежал вперед, чуть левее бежал Давыдченков, они бежали вперед, и внезапно перед ними очутился Маланов.

— Где Егоров? — спросил Пинчук.

— Я здесь, — ответил тот, выходя из-за дерева.

— Скорее в поле, пока темно! — крикнул Пинчук. — Скорее!

Над макушками деревьев пронеслось несколько трасс.

— Не стрелять! — приказал Пинчук.

Деревья стали редеть. Отчетливыми буграми возвышались кусты, За балкой грохотали взрывы.

Они перебегали от дерева к дереву. Бесконечным казался лес.

— Быстрей, быстрей! — торопил Пинчук.

Вся жизнь сейчас заключалась в том, чтобы миновать опасную зону, выйти в поле, где их пока еще не ищут, растаять, раствориться в окружающих холмах, уйти дальше. Редкие автоматные очереди стрекотали впереди — там тоже стоял заслон, но его можно миновать.

— Влево! Влево! — командовал Пинчук. — Обойдем!

Он остановился и подождал, когда остальные сделают нужный маневр. Внезапно совсем близко взвилась ракета. Все припали к земле. Ракета медленно гасла, шипя и потрескивая. Влево была видна просека, прямо — несколько крупных сосен. Когда наступила темнота, Пинчук встал, махнул рукой и побежал к соснам.

Автоматные очереди возникали сбоку; щелкал, падая, сучок, слышался шлепок свинца о землю. Коля Егоров бежал следом за Пинчуком.

Их бросало из стороны в сторону, но они упорно продолжали свой путь, огибая балку с рвущимися танками, не замечая ни колючих сучков, бьющих по лицу, ни разноцветных трасс, проносившихся над головой.

План Пинчука был прост: уйти вдоль балки глубже в тыл к немцам и как можно быстрее пробиться в поле. А там — еще дальше в немецкий тыл. Немцам и в голову не придет, что они прячутся тут, они будут их искать в лесу, по ту сторону оврага.

— Быстрей, быстрей! — торопил Пинчук. — Надо успеть до рассвета.

Внезапно над головой послышалось мощное рокотание мотора, и тут же над самым ухом свирепо застучал пулемет.

— Что же они делают! — крикнул Давыдченков.

Закончить он не успел. Самолет прошел совсем низко, чуть ли не задевая макушки деревьев. Оглушительно щелкали пули.

— Все целы? — спросил Пинчук.

Но ответить ему не успели. Новый грохот нависал над головой, и они снова упали на землю. Огромная черная глыба с бьющими во все стороны огненными струями вынырнула откуда-то над макушками справа. Летчик старательно поливал свинцом лес вокруг балки, и едва ли у него было время подумать о том, куда денутся те, кто наводил их на цель. А может, это были уже совсем другие самолеты и пилоты даже не знали, что кто-то наводил на цель. Они прилетели, когда в балке все горело.

— Сержант! Леха! — крикнул Давыдченков. — Они нас угробят!

Новый грохот нарастал. У Пинчука захватило дыхание. Радиус обстрела все увеличивался, летчики на совесть обрабатывали квадрат.

На мгновение Пинчуку стало понятно, почему Крошка, вернувшись из немецкого тыла, хватал первого встречного в свои железные объятия. «Ты сдурел!» — крикнул однажды ему Пинчук. Большие прокуренные зубы показались, когда Крошка улыбнулся. «Сдурел, — сказал он и, вытянув свои огромные руки, начал бешено махать ими и прыгать; разведчики стояли вокруг и смущенно смотрели на него. Потом Крошка вдруг застыл на одном месте и проговорил шепотом: — Как хорошо, ребята, быть живым, а не валяться посреди минного поля с пробитым черепом».

Гул самолетов снова сосредоточился над балкой и вдоль леса, где проходила дорога. Разведчики встали и пошли, продираясь сквозь заросли кустарника, забирая в сторону от стрекочущих автоматных очередей.

Они шли и падали, когда взвивалась ракета, и ползли, если впереди была маленькая поляна, — цепочка разведчиков из четырех человек извивалась змейкой, обтекая возникавших то тут, то там немецких автоматчиков, посланных ловить их и уверенных, что искать разведчиков надо только в лесу.