Мой лейтенант

— А Митьку как?

— Митьку с собой возьмем.

Зинаида Трофимовна нахмурилась: у нее всегда портилось настроение, когда разговор заходил о Митьке. Таскать парнишку по дорогам, как будто в Лужанах нельзя оставить. Да умные люди сюда приезжают, чтобы дышать свежим воздухом, а они надумали трястись в такую даль — себе покою не дают и парня мордуют.

— Мы насчет Митьки еще не решили твердо, мама, — сказала деловито Райка. — Может, тебя будем просить, — добавила она озабоченно, хотя по лицу ее было видно, что вопрос с Митькой уже решен, оставят его у бабушки, оставят.

— Лейтенант новый в часть прибыл, — вспомнила Зинаида Трофимовна. — Сейчас в штабе видела. Молоденький. Насчет квартиры просили меня узнать. В Лужанах пока будет жить.

— Лейтенант? — Райка взяла кончиками пальцев тонкую пластинку сыра, отправила себе в рот. — Ты смотри-ка! Женатый? Нет?

— Не знаю, — пожала плечами Зинаида Трофимовна. — Едва ли. Насчет квартира просили, а про жену не было разговора.

— Хорошо бы холостой! — заметила по-деловому Райка. — Нашим девчонкам жених. — Она встала из-за стола и повернула в черном, из пластмассы, динамике выключатель. «О скалы грозные, дробясь, плескали волны…» — тянул хрипловатый бас. Райка подождала, пока он выведет последнее слово, и выключила.

— Слушай, дочка, давно хочу спросить тебя, — сказала Зинаида Трофимовна, снова нахмурясь. — Жора твой собирался учиться. Как у него с этим? Чего-то молчите.

— А никак! — ответила простодушно Райка, сначала как бы не понимая, о чем ее спрашивают. Подняв свои подсиненные глаза, она пожала плечами: — Чего голову ломать, мама. Нам разве плохо?

— Подожди, подожди. Вы же сами говорили…

— Говорили, — подтвердила Райка, усмехнувшись. — Только ведь нам не к спеху. У Жоры такая специальность, что его с руками и ногами везде возьмут. Ему бояться нечего, если демобилизуют. Это ты увидала лейтенанта и подумала насчет Жоры. Ну, мама, чудачка!

— Лейтенант тут ни при чем! — заметила сухо Зинаида Трофимовна. — Без лейтенанта знаю, что вам надо учиться. Странно, что ты этого не понимаешь. Где бы вы ни жили и кем бы ни работали — всегда учиться надо. Особенно в молодости.

Видя, что Райка, слушая ее, лишь улыбается да крутит головой в разные стороны, и боясь расстроиться окончательно, Зинаида Трофимовна стала собираться. «Чего долбить в пустое место — только нервы себе дергать».

— Еще чашечку, мама?

— Нет, не хочу.

Она встала и пошла в прихожую одеваться. Не спеша повязала косынку, надела фуфайку. Райка стояла и глядела на нее синими глазами открыто и весело.

— Посидела бы, мама. Митька проснется.

— Когда мне сидеть! На поле надо. Это твое дело… Лопнешь скоро от лежания.

— Скоро Митька проснется, — продолжала спокойно Райка, не обращая внимания на упреки, — Проснется, а бабушка уехала, не дождалась. Он потешный бывает, когда проснется, такой потешный, что просто сил нет смотреть на него. А бабушка не дождалась…

— Погоди тараторить, — поморщилась Зинаида Трофимовна. — Я тебе про одно толкую, а ты про другое…

— Про что, мама? — вздохнула Райка. — Я тебе говорю…

И Зинаида Трофимовна повторила то, что уже много раз говорила раньше. О горячем быстром времени, о молодости, которая ускачет, о том, что ей, матери, стыдно за нее, стыдно, что ее дочь — молодая, сильная — превратилась в тунеядку, спит да гуляет и ничем, кроме тряпок, не интересуется.

— Ну, чего молчишь?

— Слушаю, мама.

— Ах, слушаешь! — качнула головой Зинаида Трофимовна. — Все слушаешь! А дело ни с места.

— У меня Митька, мама.

Разговор обычно всегда заканчивался фразой: «У меня Митька, мама». И так же как и раньше, Зинаида Трофимовна проговорила: «У других тоже дети». И как выход из положения назывался детский сад и приводились положительные примеры.

— Не хочу, — отрезала Райка вопрос о детском саде.

— Почему?

— Сама буду воспитывать своего ребенка.

— Ишь ты, какие слова придумала! — Зинаида Трофимовна в упор посмотрела на Райку и покачала головой. — Ну-ну…

Что вкладывала Зинаида Трофимовна в свое «ну-ну», Райке было хорошо известно. Однако она не хотела продолжать спор и сделала вид, будто не замечает насмешливых интонаций в голосе матери.

— Подожди, мама, секунду. Я провожу тебя.

Она прошла быстро в комнату, скинула халат, достала из шкафа цветастое платье, натянула его прямо на голое тело и, заглянув в Митькину кроватку, вернулась в прихожую. Когда мать и дочь вышли на крыльцо, обе некоторое время стояли и смотрели прямо перед собой — на мокрую, в лужах, землю, на мокрый забор, мокрые, пожелтевшие на макушках акации. Взгляд Зинаиды Трофимовны остановился на дальней, заслоненной раскидистым дубом крыше. «Клюев-то на учениях, а Марья Степановна одна… Может, скучает…»

— Надо бы заглянуть к Маше, — проговорила вслух Зинаида Трофимовна, продолжая глядеть на крышу под развесистым дубом. — Какая незадача — времени мало. А давненько не виделись. Надо бы заглянуть…

Райка улыбнулась, пожала плечами.

— Боже мой, мама! Ты такой импульсивный человек! — сказала она.

— Какой? — Зинаида Трофимовна посмотрела на дочь.

— Импульсивный! — повторила Райка. — Что это значит?