Мой испорченный рай

Из-за резкой смены темы мой разум несколько секунд путается, прежде чем я отвечаю.

— Правильный ответ: потому что Леон Фабри — один из самых престижных фотографов в мире. Но на самом деле… Я бы поехал куда угодно, лишь бы это было где-нибудь в другом месте. — Это самая честная вещь, которой я с ним поделилась. Я не уверена, почему это сделала, кроме того, что хочу отплатить ему за то, что он поделился со мной частью своей истории.

Матео поднимает бровь.

— Правда?

— У меня тяжелый случай жажды странствий. Это первый раз, когда я выехала за пределы Южной Дакоты. — Жалкий смех клокочет у меня в горле. — Мне двадцать четыре года, и я впервые села в самолет восемь дней назад.

— Почему?

— Почему что?

— Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы отправиться в путешествие?

Я выдыхаю, пытаясь решить, насколько сильно я хочу надоедать ему своей скучной жизнью.

— Мои бабушка и дедушка владели прачечной. Возможно, для тебя это будет новостью, но человек не становится богатым, чистя чужую одежду.

— А как насчет твоей мамы?

Я пожимаю плечами.

— Она родила меня, когда была очень молодой. Мои бабушка и дедушка растили нас как сестер. — Я смахиваю немного грязи со своих леггинсов. — Она была убита своим парнем, когда я была ребенком.

— Вот дерьмо, — шепчет он. — Я не хотел… Я не должен был…

— Все в порядке. Она не часто бывала рядом. Она обижалась на меня. Мы не ладили. — Я поворачиваюсь к нему лицом. — Не пойми меня неправильно. Мне тошно думать о том, через что она прошла. И надеюсь, что она была в отключке или под таким кайфом, что не понимала, что происходит, когда он ее убил. — Я снова смотрю в окно. — Моя бабушка была той, кого я считала своей мамой.

— Была?

— Она умерла не так давно. Я продала прачечную, расплатилась с долгами и вуаля. Я приехала сюда. — Этот разговор принял мрачный оборот, который я отчаянно хочу изменить. — Ты ладишь со своей мамой?

— Да, лажу. — В его голосе есть интонация. Что-то мягкое, что пронизывает его слова. Привязанность.

— Она, должно быть, очень гордится тобой.

Он хмыкает.

— Сейчас гордится. Но не всегда.

— О?

Он морщит нос так, что мне хочется поцеловать его кончик.

— Когда я был маленьким и жил с ней, у нее был парень, который украл все ее нижнее белье.

— Что? — Я смеюсь над абсурдностью сказанного.

— Каждую ночь, когда оставался у нее, он забирал пару. Они были вместе уже месяц, когда мама поняла, что у нее ничего не осталось. Было ощущение, что она сходит с ума.

— Как она узнала?

— Ей рассказал общий друг. Потому что этот придурок хвастался своим друзьям или типа того.

Я отшатываюсь.

— Такой мачо. Думаю, хорошо, что она успела уйти до того, как он начал забирать локоны волос или обрезки ногтей.

— Можно было бы подумать. — Он хмурится. — Она не порвала с ним.

— Да ладно!

— Нет, — говорит он. — Мы с ним поссорились. Я сильно ударил его. Она отправила меня на Гавайи жить с отцом. Остальное — история.

Я не знаю, как реагировать. Я бы сказал ему, что меня наказали на целое лето за то, что порезала шины наркодилера моей мамы, но не хочу, чтобы это выглядело так, будто я пытаюсь соревноваться. Просто я понимаю.

Интересно, беспокоится ли он о своей маме теперь, когда его нет рядом, чтобы защитить ее? Может быть, это одна из причин, почему он все время такой ворчливый?

Проходят минуты. Достаточно, чтобы по радио тихонько проиграли две песни. И за это время я представляю, как маленького мальчика выгоняют из дома за то, что он защищал свою маму.

Джип резко сворачивает на грунтовую дорогу. Я хватаюсь за ручку двери, чтобы не упасть, когда шины взбалтывают камни и землю.

— Куда мы едем? — Это был его план с самого начала? Убаюкать меня ложным чувством безопасности, чтобы потом завезти в глушь и сбросить с обрыва?

— В объезд. — В его глазах мелькает озорство, которое превращается в подозрение, когда он смотрит на меня. — Ты боишься меня?

— Ха! Тебе бы этого хотелось, — кричу я, но это звучит слабо и лишено убедительности.

Он хмурится.

— Нет, не боюсь.

И это действительно заставляет меня чувствовать себя немного лучше.

— Я голоден. — Он поднимает подбородок в том направлении, куда мы едим. — Здесь наверху есть место, где мы можем поесть.

Мы наезжаем на кочку, которая отправила бы меня в воздух, если бы не ремень на моих бедрах. Мой живот переворачивается от резкого толчка, и я смеюсь.

Матео усмехается, как будто этот звук делает его счастливым.

Но это невозможно. Ведь так?

ГЛАВА 14

«Фотография забирает мгновение из времени, изменяя жизнь, удерживая ее неподвижной».

— Доротея Ланж

Деревянный знак с надписью «Ферма Алоха-айна» стоит среди разросшихся деревьев джунглей. Мы проезжаем через ворота, которые открываются на просторную равнинную местность. Белые здания появляются на фоне пышных зеленых гор и бесконечных полей. У входа в самое большое здание стоит ярко-синий школьный автобус с нарисованным на боку логотипом фермы, а на грунтовой площадке припарковано несколько десятков машин.