Мой генерал

Он же не знал, что она не может открыть глаза!

— Марина.

— Федор Федорович, помочь?

— Марина.

Будь что будет! Она открыла глаза, и странно расплывающееся зрение не сразу сфокусировалось на кепке Тучкова Четвертого, которая оказалась почему-то очень близко.

— Хорошо. Теперь давай руку. Давай мне руку.

Какую руку? Марина понятия не имела, где у нее эта самая рука.

Тогда он сам неизвестно как отцепил ее намертво прикипевшую к чугунному пруту руку, а потом вторую, и она стала стремительно съезжать вниз, но почему-то не упала, кто-то ее подхватил, поддержал, и оказалось, что это Федор.

— Что случилось, я не понял?!

— Мы бежали и упали. — Это сказала Юля. Голоса доносились к Марине издалека и с некоторым опозданием.

— Куда вы бежали?!

— По лесу.

Тогда Федор Тучков отчетливо выговорил:

— Идиотки.

И они куда-то пошли. Шли довольно долго и тяжело, с каждой минутой становилось все тяжелее, как полякам, увлекаемым в болото Иваном Сусаниным. А потом пришли и оказались в совершенно незнакомом месте. Чем-то оно напоминало Маринин санаторный номер, но это был точно не он.

— Где ты так разодрала бок?! Ты что? Куда тебя несло?! Зачем?!

— Я спасалась. — Зубы стучали сами по себе, словно это были не ее зубы.

— От кого, черт возьми?!

— От Павлика. Он хотел меня застрелить из пистолета.

Теплая жесткая ладонь — Марина отлично помнила желтые бугорки мозолей — легла на ее холодный лоб.

— Почему он хотел тебя застрелить?

— Потому что я его видела в беседке.

— Что он там делал?

На этот простой вопрос она не могла ответить.

— Он там… стоял.

— Ясно. Снимай майку.

Марина послушно сняла ее.

— А это что?

— Где?

— Вот это все.

Марина скосила глаза вниз. На коже были неровные красные бугристые вздутия — много.

— А, это крапива.

— Ты что, валялась в крапиве?

— Н-нет. Я сквозь нее лезла.

— Куда?

— В беседку.

— Боже, помоги мне, — вдруг сквозь зубы попросил Федор Тучков. — В какую беседку?

— В еловой аллее есть беседка. Туда зашел Павлик. Мы с Юлей решили подкрасться и посмотреть, что он там делает. Он нас заметил и погнался. Мы… еле успели убежать. У него был пистолет. Я думала, он меня убьет, это он тут всех убивает…

— Кого — всех?

— Людей.

— Вадим упал с лошади.

— Зойка сказала, что просто так лошадь никого сбросить не может. Это еще нужно проверить, сам он упал или ему кто-то помог.

— Какая Зойка?

— С конюшни.

— Держи руку и не прижимай ее к боку.

— Почему?

— Потому.

Никогда в жизни профессора Марины Евгеньевны Корсунской не было человека, который на вопрос «почему?» мог ответить «потому». Впрочем, Федора Тучкова она тоже сегодня исключила из своей жизни навсегда.

Что-то зашуршало, звякнуло и полилось. Держать руку на весу было трудно.

— Положи вот так. Только к боку не прижимай.

Откуда он узнал, что ей трудно?

— Сейчас будет щипать, не дергайся. Вообще-то, если бы я уединился в беседке с девушкой, а какие-то безумные стали бы за мной подсматривать, я бы, пожалуй, тоже рассердился

В боку стало так больно, что глаза полезли на лоб.

Марина прижала к ним ладони. Воздух не проходил в горло, потому что боль стиснула и его, скрутила, завязала узлом.

— Сейчас все пройдет. Дыши ртом.

— Он не с девушкой, — хрипло дыша, сказала Марина. — Не с девушкой. Он бандит и шантажист.

Холодная капля проползла по виску, скатилась на шею.

— Ты что-то услышала?

— Он сказал — завтра же. Больше ждать не могу… Потом эта штука подломилась, и я упала, прямо в крапиву, и, кажется, поранилась обо что-то.

— Не кажется, а точно.

— И мы побежали.

— И ты видела у него пистолет?

— Да.

— Он держал его в руке, когда разговаривал? Или потом вытащил, когда под тобой что-то подломилось?

— Не знаю. Я не заметила. Когда он повернулся, у него точно был пистолет.

Она вдруг снова увидела это движение: человек поворачивается к ней, блестит пистолет, и узкое дуло с черным зрачком — Марина никогда не думала, что оно такое узкое, пистолетное дуло, — упирается почти в ее живот.

— Марина.

Почти в живот. В мягкие беззащитные ткани. Самое уязвимое место.

— Марина.

Легко ему говорить, жалобно подумала она. В него-то никто не целился из пистолета!

— Чья это была идея?

— Какая?

— Подсматривать за Павликом.

— Моя. Или Юлина. Или наша общая.

— Чья?

— Я не помню.

— Иди и умойся. И не трясись ты так, ничего страшного с тобой не случилось.

— Мне… больно.

— Пройдет.

Он несколько секунд постоял рядом с ней, выжидая, что она пойдет умываться, но она не двигалась с места, и тогда он поднял ее за локоть, отвел в ванную и умыл.

На полочке стояли странные пузырьки, пахло Федором Тучковым, и полотенца висели с другой стороны.

— А… где мы?

— Мы в ванной.

— Нет, в другом смысле. В глобальном.

Федор Тучков усмехнулся в зеркале. Марина видела его лицо — загорелое — и свое — бледное, веснушчатое. На щеке красный толстый волдырь. На шее еще один. На плечах волдырей не счесть. Даже за краем белого лифчика волдырь. Марина оттянула атласную полоску и посмотрела.

Ну точно. Волдырь.

Тут в зеркале она поймала еще один его взгляд.

Караул! Помогите!