Мой единственный

Он снова похлопал по кровати. В том, что папа мог двигать руками, была немалая заслуга Артура, который разгибал руки и ноги Джеральда несколько раз в день, когда стало заметно, что его мышцы вследствие продолжительной неподвижности стали слабеть. Теперь, когда отец приходил в себя, он мог немного двигать руками и даже ногами, хотя не ходил, так как проблески сознания были непродолжительны, и ему не хватало времени даже попытаться сделать несколько шагов. Артур делал все от него зависящее, чтобы Джеральд, если наступит выздоровление, не был безнадежно прикованным к постели, несмотря на годы, проведенные без движения.

Джулия снова села. Постель прогнулась, мешочек скатился с подушки и уткнулся ей в бедро. Девушка с ужасом уставилась на пятнышки крови на ткани.

– Господи! Что с тобой случилось?

Она коснулся мешочка. На ощупь он оказался холодным и мокрым.

– Лед, – пояснил отец. – Лед подтаял, но не до конца. У нас в леднике еще остался запас с зимы. Вчера приходил врач. Он рекомендовал прикладывать лед к шишке. Не сходи с ума, прошу тебя! Я ведь упомянул о хороших новостях…

Отец буквально сиял от радости, однако Джулия никак не могла отделаться от мысли, что у папы шла кровь. И тут она осознала. Вчера! Он находится в сознании вот уже целый день!

Осторожно, не желая спугнуть надежду, дочь произнесла:

– Скажи, как ты поранился.

– Вчера я проснулся раньше Артура. Я был сбит с толку. Мне почудилось, что вся эта ужасная авария мне только приснилась, что сейчас обычное утро, как всегда. Я решил встать с кровати.

Джулия вздрогнула.

– Ты упал с кровати?

– Нет, я поднялся с кровати и перенес вес тела на левую ногу, а она подо мной подогнулась. Я упал и ударился головой об угол ночного столика. Заметила, что его здесь уже нет? От удара столик сломался. Артур говорит, что до смерти испугался, а я снова потерял сознание.

– И надолго?

– Довольно надолго, чтобы Артур успел послать за доктором Эндрю. Я пришел в себя, когда он принялся хлопотать вокруг моей головы. Он удивился, что удар пришелся почти на то же самое место, что и в прошлый раз, когда экипаж перевернулся.

Джулия ойкнула.

– На этот раз обошлось небольшой ссадиной и шишкой. Врач рекомендовал холодные компрессы. Артур предложил попробовать лед, поскольку у нас есть запас, он решил, что это скорее поможет.

Замолчав, Джеральд медленно поднял левую руку, чтобы потрогать шишку. Прежняя, страшная рана находилась выше и чуть левее. Были и другие, но не настолько чудовищные.

– Шишка действительно большая, – заметила Джулия, с ужасом осознавая, что, несмотря на волосы, ясно может ее разглядеть.

– Нет, она стала гораздо меньше. Лед, должно быть, помог, – заверил ее отец.

– Тебе больно?

– Я почти ничего не чувствую, так что не огорчайся. Я не мучаюсь от боли, дорогая, честно-честно.

– Но почему доктор Эндрю был так удивлен?

Джеральд фыркнул.

– Он рассказал о пациенте с амнезией, к которому вернулась память после повторного удара по голове. Я сказал, что это вряд ли относится ко мне. Но врачам так мало известно о человеческом мозге, что доктор Эндрю выказал сомнения, что эту рану вообще надо лечить. Он сказал, что она очень мала и не требует ничего, помимо пары швов. Он заявил, что подождет, пока я снова впаду в беспамятство, прежде чем накладывать швы. Случившееся его удивило, но особого оптимизма в словах доктора Эндрю не было. Но когда он приехал ко мне к концу дня, я все еще помнил, кто я такой. Потом он навестил меня ближе к ночи, перед сном, но я по-прежнему находился в здравом рассудке.

Джеральд снова широко улыбался. Джулия расплакалась, хотя пыталась сдержаться. Со времени несчастного случая отец никогда не оставался в сознании так долго. Обычно это длилось несколько часов, а порой лишь несколько минут, прежде чем его сознание снова заволакивал туман беспамятства.

Слезы все еще катились по ее щекам, но она улыбнулась так же широко, как отец:

– Господи! Ты наконец вернулся домой!

Глава двадцать четвертая

Всю неделю Джулия почти не отходила от постели отца. Ей хотелось, чтобы рядом с ним постоянно кто-то дежурил. И, хотя в доме было полным-полно слуг, которым она могла это поручить, Джулия делила эту заботу с Артуром. Даже когда Джеральд спал, кто-то непременно сидел у его постели. Она никого не принимала, даже лучших подруг: Джорджину, Габриэллу и Кэрол. Лакею Джулия приказала всем сообщать хорошие новости и передавать, что они скоро увидятся.

Вот только она не знала, когда наступит это «скоро». Джулия опасалась, что отцу снова станет хуже, он впадет в забытье, и что дни ее общения с ним сочтены. Из-за этих страхов девушка остро ощущала бег времени и не хотела упустить ни единой минуты общения с отцом. Несмотря на то, что каждое утро он просыпался со своей обычной чудесной улыбкой, которая так согревала ее сердце, страхи не покидали девушку. Каждое утро она просыпалась с тяжелым сердцем и бежала в его спальню. Только лично удостоверившись, что все в порядке, Джулия чувствовала облегчение.