Нас, двух иждивенок, да еще в войну, надо было кормить, содержать. В столовой недалеко от Финляндского вокзала в Ленинграде у тети Моти знакомый директор был. Упросила она его взять меня на работу – все же немножко сытней моя жизнь будет.
Мне тогда 15 лет исполнилось, несовершеннолетняя, но меня оформили. То посуду помыть, то почистить что-то скажут, принести-унести. Я шустренькая была, и работала. А от Финляндского вокзала Преображенский собор недалеко – тоже промыслительно в такое место работать устроилась. Стала я туда после работы заходить помолиться – на акафист или какую-нибудь другую службу. Только в храме находила себе утешение и поддержку, и росло во мне желание Богу служить.
А в столовой случилось испытание: меня на раздачу вдруг поставили. Директор поручил мне ему домой еду возить, я как раз мимо его дома шла с работы. А чтобы еда эта оставалась, велел мне на раздаче по 20–30 граммов не довешивать. Это был удар. Я уже понимала, что это недовес, грешно, что я обманываю кого-то. И хотя делала так – как за послушание, мне это было очень тяжело, но надо было, иначе уволил бы. Вскоре, к счастью, я ушла из столовой. Меня устроили знакомые моей тетушки в Центральный исторический архив. Тем временем мое желание уйти в монастырь становилось все больше и больше. Это был 1947–1948 год, мне 16–17 лет.
Ни бабушек, ни дедушек своих я не помню, только то, что у мамы было 7 сестер, и все были очень верующие. Они ходили в храм, и я с ними тоже. В большие праздники причащались. В эти тяжелые советские времена надо было делать так, чтобы на работе не узнали, упаси Бог! Но все равно душа в храм тянулась для утешения и радости. У тети Моти были и подружки верующие. Иногда в какой-нибудь праздник после литургии они к ней приходили, потому что у тети было несколько книг, даже старые издания Иоанна Златоуста. Хранились Библия, Евангелие. Конечно, все это она прятала. Иконка, помню, висела. Взрослые скажут: «Валя, почитай». Почитаем про сегодняшний праздник, или память святого, который празднуется, потом скромненько чайку попьем с хлебушком и икоркой – кабачковой.
Очень я любила – и это сильно действовало на душу – проповеди священников в храме. Тогда, после войны в Ленинграде были батюшки одаренные духовно и словом Божиим. Говорили они проповеди такие глубокие по смыслу, что стояла в церкви и не знала, где я, на каком свете. Говорят, например, про какого-нибудь святого. Вот ушел из мира, подвизался. И думаешь, Господи, какие были хорошие люди, Господу угодили, и теперь они в Царстве Небесном. А как же попасть, как заработать это, чтобы тоже там быть с Боженькой, и чтобы душа не погибла и вечно не мучиться?..
Любила я ходить в Ленинградскую духовную семинарию: ее в 1947 году открыли после войны. Там очень хороший отец Александр был. И вот я пришла на Рождественскую службу, после которой отец Александр сказал очень проникновенное слово. «Дорогие братья, сестры, какой сегодня великий, радостный праздник. Спасительный. Сам Господь, Боженька, сошел на землю. Бог – и сделался Человеком – родился в Вифлееме, куда Матерь Божия шла на перепись. Ему там и места не нашлось, родился Младенец Христос в ясельках. Овечки в пещере согревали его своим дыханием. А волхвы принесли дары: смирну, ладан, злато. А что мы принесем?» А я думаю, Боженька, Господи, что я Тебе принесу? Я такая грешница, у меня ничего нет доброго. Я хочу Тебя любить, и Тебе хочу себя посвятить. Возьми меня. И вот у меня после таких проповедей появилось окончательное желание уйти в монастырь, куда – я уже слышала – уходили подвижники. Думаю, Господи, возьми меня в дар, я себя Тебе отдаю, возьми меня в дар, Боженька. Все время куда ни приду, к Казанской Божией Матери или к святителю Николаю, я всех батюшек просила: «Помолитесь, помолитесь, я так хочу в монастырь». А они мне говорили, что должна быть воля Божия, надо знать ее и благословение на монашество получить. Но не знала я от кого это благословение можно получить.
А тетушка моя и слушать не хотела. Хоть и глубоко верующая, но говорила: «Я тебя взяла из детдома не для того, чтобы в монастырь отпустить. Меня похоронишь, потом куда хочешь иди – хочешь замуж, хочешь в монастырь, это уже да будет воля Божия».
«С Богом гряди!»