Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих

Родилась я в Ленинграде, в 1931 году. При крещении назвали меня Валентиной, что значит «сильная». И эта сила пригодилась с самых молодых лет. До войны прошло мое детство, которое почти не помню. Но страшное голодное время блокады врезалось в память очень хорошо. Варили в пишу все, что было сделано из кожи – подметки, пояса, сумки. Голод заставлял людей делать страшные вещи. Однажды пришла мамина подружка. На комоде лежали наши продуктовые карточки, и она их взяла; осталась одна детская карточка: 125 граммов хлеба в сутки на всю семью. После этого папа скончался от голода. Он умирал, а мама настолько была слабая, что не могла даже встать к нему. Потом десять дней он лежал в прихожей, в пустой квартире. Соседи тоже все умерли, некому было вынести его.

Мы жили на первом этаже. Окна были занавешены одеялами и ковриками, потому что стекла в квартире разбились от постоянных сотрясений. Когда еще папа был жив, однажды была страшная бомбежка и в наш дом попали бомбы, солдатики их с крыши вниз сбрасывали. Мы сидели за столом, вдруг на глазах у всех рвется одеяло на окне, и к нам под стол влетает снаряд. Слава Богу, ничего не загорелось. Всем было приказано держать в квартире бачок или ведро с песком. Папа сразу схватил снаряд большими щипцами и – в ведро.

Когда мама слегла, и папа умер, Господь еще давал мне силы ходить за хлебом и продуктами по карточкам. Помню, как однажды пошла за хлебом в магазин. Мне взвесили, но я не успела взять с весов: мой хлеб выхватил какой-то мужчина. К нему подбежали другие и стали друг у друга выхватывать кусочки – завязалась настоящая война. Я пошла домой без хлеба, горько плача. А в подвальном помещении нашего дома стояли военные, которые знали, что я в магазин хожу. Увидел один, что я в слезах, поманил рукой, расспросил, что случилось. Я рассказала, как выхватили мой хлебушек, иду домой, где ни крошки нет. И этот военный, Царство ему Небесное, дал мне кусочек хлеба. Счастье еще было, что за водой я ходила к соседям, другим приходилось ходить на Неву.

Когда мама послала меня к своей сестре Матрене сказать, что папа умер, я почти целый день шла, хотя она жила недалеко от нас, 3–4 остановки. Тетя Мотя, которая потом меня и воспитывала, одинокая была, детей не имела. Супруг ее, раб Божий Сергий, мой крестный, был моряком и погиб. Она проработала в больнице Эрисмана почти 30 лет. В блокаду ей, одинокой, как оказалось, выжить было легче. В больнице кто-то умирал, кусочек хлебца оставался… И вот когда я уже почти дошла до больницы, увидела: одна машина идет, другая, третья. Я – в стороночку, потом, как и машины, тоже за угол завернула и увидела площадь, какие-то скирды на ней сложены. Я думала, что это дрова. А оказалось – покойнички. С машин их сгружали и вот так укладывали друг на друга, на морозе долго лежали. Хоронить возможности никакой не было тогда. Когда я тете Моте про папу сказала, к нам тоже машина приехала, люди в белых халатах зашли в квартиру и на носилках вынесли всех наших покойничков. Господь помог пережить все это. А люди от голода и несчастий рассудка лишались. Вот такое было. Ни воды, ни света, ни дров, ничего. Мертвый был город.

Эвакуация

Когда пробили Дорогу жизни, по Ладожскому озеру стали вывозить блокадников – сначала на машинах, потом в поезд сажали. Я обморозилась, без сознания уже в поезде была. По пути следования все знали, что везут блокадников. Люди приходили, приносили какую-то еду, потому что очень жалели нас. И смертность еще возросла, потому что до крайней степени истощенные блокадники стали кушать, а им было нельзя столько. И вот где поезд останавливался, приходили врачи, санитары, и сразу покойников выносили. Когда доехали до Орехово-Зуево, меня и младшую сестричку Ниночку положили на одни носилки, и сдали в морг. Двух дорогих своих покойниц мама сдала, думая, что мы умерли. Ниночка действительно где-то в Орехово-Зуеве в братских могилах похоронена. А со мной чудо произошло. Я или задышала, или зашевелилась, не знаю. А в морге огромное количество покойников лежало: ленинградцев – очень слабых – вывозили тысячами. Кто-то увидел, что девочка очнулась. В общем, пришла я в себя уже в больнице. Ходить не могла. Помню, что мне дали коляску, я ездила в колясочке. Из-за обморожения хотели на обеих ножках ампутировать пальчики. Но на левой как-то зажило, а на правой у меня с тех пор нет пальцев. Пролежала я 3 месяца – очень слабенькая была.