В единственном большом зале его среди голубых, застывших пластмассовых волн плывет плот, связанный из огромных бальзовых бревен, отслуживших свою службу в плавании, поразившем воображение миллионов людей, в переходе через Тихий океан от берегов Перу к островам Полинезии. Это плот «Кон-Тики» с водруженным на нем прямоугольным парусом, во всю высоту которого участник плавания художник и штурман Хессельберг изобразил бородатый лик неведомого бога древних перуанцев.
Многочисленные посетители, поражаясь смелости плотогонов-мореплавателей, обходят со всех сторон этот плывущий в пластмассовых водах плот, внимательно разглядывая его.
А если спуститься по лесенке в подвальное помещение, то, словно глубоко нырнув, видишь плот снизу и видишь также экзотических рыб и рыбешек и морских чудищ, сопровождавших, служивших пищей, а то и пугавших норвежцев во время их беспримерного перехода через Тихий океан.
После осмотра всех экспонатов я провел в этом доме несколько часов, беседуя с другом Тура Хейердала, майором Кнутом Хаугландом, директором музея «Кон-Тики».
— Тур Хейердал написал хорошую книгу, — говорит Кнут, — и сделал нас всех героями. Теперь из-за него я получаю письма от девиц в возрасте до двадцати лет со всего мира. Из Америки… И даже из России. Вот, — Хаугланд открывает ящик стола и роется в нем, отыскивая письмо… — Но это от паренька с Камчатки. Он колхозник, не специалист в этнографии, но пишет: «Я полностью согласен с Хейердалом и прошу взять меня с собой в следующую экспедицию». Наверное, точно так же норвежские мальчишки просят включить их в ваши космические полеты… Сюда, в музей «Кон-Тики», еженедельно приходит писем двести пятьдесят в адрес участников экспедиции…
Моего собеседника, которому лишь немногим за сорок, голубоглазого, со светлыми, с рыжинкой волосами, невысокого, чуть сухопарого, действительно никак не назовешь киногероем, но я уже видел три кинофильма, посвященных его невероятным приключениям. «Битва за тяжелую воду», «Кон-Тики». И куски последней картины, «В кольце», еще не совсем законченной, мне на днях показывал бывший чемпион по метанию копья, талантливый норвежский писатель и кинорежиссер Арне Скоуэн, известный и советскому зрителю по фильму «Девять жизней». Уже первая запечатленная в фильме история сделала Хаугланда национальным героем. Это история о тяжелой воде.
ВЗРЫВ В РЬЮКАНЕ
10 июня 1940 года норвежская армия (положение ее было безнадежно) по приказу правительства прекратила сопротивление на территории Норвегии. Кнут Хаугланд, двадцатидвухлетний паренек, сержант-радист, находился тогда на севере Норвегии, вблизи от Тромсё… Вместе со своей частью он успел эвакуироваться в Англию, где и поступил в специальную школу. Там Кнут проходил все премудрости работы в подполье, для того чтобы включиться в борьбу — в движение Сопротивления оккупантам.
Европа была захвачена нацистами. Немцы прорывались к Волге. Берлинское радио сообщило о победе под Сталинградом… Войска союзников отступали в Ливийской пустыне.
И тут пришел час, когда потребовались полученные знания. Их, четырех норвежцев, должны были выбросить на высокое плоскогорье Хардангер, вблизи от Рьюкана, чтобы организовать диверсию на заводе «тяжелой воды» и чтобы уничтожить его.
Кнут Хаугланд сидел, скорчившись в три погибели, со своей рацией в бомбовом люке.
— В этом не было никакого удовольствия, — рассказывал он мне.
Устраиваясь там «поудобнее», он услышал, как один из летчиков сказал другому:
«Надеюсь, нам не придется садиться на брюхо, не то пришлось бы раздавить парня, внизу, в люке».
Выбросили их глухой ночью поздней осени.
Ветер рвал парашюты, перемешанный со снегом дождь сек глаза.
Хардангер-видда — это, как говорится в учебнике географии, «наиболее выраженное равновысотное плоскогорье с холмистым рельефом, массой озер и болот, неглубоких речек, среди которых подымаются горные вершины. Наиболее высокая из них Хардангерекулен (1876 метров) покрыта ледником почти округлой формы общей площадью около девяноста квадратных километров».
Самолет маленький, и, кроме летчиков, места хватало только для четверых с рацией, запасными батареями для нее и пищей на несколько дней.
Боеприпасы и продовольствие должен был сбросить другой самолет, но его сбили в пути.
По рации сообщили, что мешки с продовольствием и боеприпасами сбросят следующей ночью. Но погода стала еще хуже, чем в день приземления группы Хаугланда…
Поздняя осень клубила над океаном туманы, ставила на пути самолета бесконечные дождевые завесы. К тому же немцы забеспокоились: то ли они что-то узнали, то ли их станции засекли рацию Хаугланда. И тогда, через несколько дней, людям, так и не получившим продовольствия, отдали приказ: немедля уходить вверх, в горы, к леднику…
— Но в Англии легче было издать приказ, чем нам здесь его выполнить, — говорит мне Хаугланд.