Мой друг – предатель

В начале семидесятых мои родители решили поменять казахские степи на ставропольские. Переехали мы в небольшой промышленный город, чем-то похожий на мой родной. Первое время, пока не было своей квартиры, жили в доме маминой сестры. Дом большой, кирпичный, с печным отоплением стоял почти на самом берегу Кубани. Густой виноградник укрывал двор – вишни, яблони, сливы, груши тоже давали немало тени, и было удивительно видеть, что фрукты-ягоды росли прямо под рукой, а не находились в корзинах рыночных продавцов, к чему я так привык с детства. Первое время было удивительно и странно видеть у автобусной остановки огромный искривленный ствол старого абрикоса, ягоды, валявшиеся под ним, мятые, раздавленные и никому не нужные. Чуть позже, когда я немного освоился с новым местом жительства, мне не составляло труда залезть на тот же абрикос и набрать полную пазуху ароматных плодов. По всему городу росли ягодные деревья, всегда можно было перекусить яблоком или вишней. Это никого не удивляло, было привычным, а вскоре и мне надоело, поскольку такие же деревья были либо во дворе нашего дома, либо росли рядом с ним. Этот дом на самом берегу реки был куплен семьей сестры мамы и пустым дожидался своих хозяев, работающих на приисках на далекой Колыме.

Кубань – река с характером, капризная, своенравная; течет, раскинувшись по широкому руслу, звенит на перекатах. Ее можно почти во всех местах перейти вброд, лишь в основном своем ложе она глубокая, тут – только вплавь. После дождей в горах Кубань вздувается, становится могучей и стремительной, ничто ее сдержать не сможет. Теперь бойся ее! А бывает, что спокойно, туго, величаво, маслянисто течет – ни звона струй о камни, ни шума на поворотах, ни всплеска о коряги-топляки. Появляется в ней какое-то томление, что ли. Именно в такой осенний период папа перебирался на одолженной у соседей лодке на другой берег, чтобы заготовить на зиму дров на растопку. Как же нам с младшим братом хотелось отправиться с отцом в дальнее путешествие. Он бы и не прочь нас взять, но мама… Эх, мама! Никак не хотела понять, что мы страстно рвались посидеть на веслах, помахать топором, вернуться домой с охапками хвороста и чурок, нарубленных и собранных своими руками. Ничто не могло убедить маму. Вот и отправлялся папа один. Если бы мама знала тогда, сколько времени я проводил на берегу реки, как и куда плавал по Кубани, пока родители были на работе… Да она это путешествие за дровами сочла бы просто мультяшным приключением. Но обо всем надо было молчать, иначе получил бы полудневное заточение, сразу после школы отправлялся бы либо к бабушке, либо к тете, чтобы быть под присмотром. Но все же на мне тоже были кое-какие обязанности. Приносил несколько ведер питьевой воды из колонки, расположенной не очень близко от дома. Кажется, поливал какие-то грядки, еще что-то необременительное делал. Времени оставалось много и на уроки, которые я успевал «сделать» минут за пятнадцать-двадцать, и на игры с пацанами у реки.

Каждое лето в гости к нам съезжались родственники – мамины сестры с семьями. Собирались солидные компании. Приезжали из Молдавии, из Болгарии, из Ростова-на-Дону, из Свердловска, из Казахстана. Все с мужьями и детьми. Человек по двадцать собиралось. И ничего удивительного в этом не было. У мамы было девять сестер и брат – это те, кто к тому времени живыми были, а похоронено было два брата и еще одна сестра. Так что летом было весело у нас в доме, по крайней мере недели на две шум, гам и суматоха. Совсем уж мелкие мои сестренки и братишки во главе с братом моим родным Валентином носились по огороду, обрывая с кустов смородину, малину, на ходу жуя свежесорванные огурцы и помидоры, а то и до яблок пытались дотянуться. Тут уж помогали им мы, взрослые, если, конечно, не были заняты своими серьезным делами и разговорами. Ходили к реке, пытались ловить рыбу, жгли костры, пекли картошку.

Ни родители нам, ни мы им не доставляли хлопот. Только изредка нас отправляли за водой к колонке либо откомандировывали в магазин за хлебом или колбасой. Это было несложно и ни капельки не трудно. Всей гурьбой вваливались в сельпо, небольшой кирпичный магазинчик, брали необходимый товар, на мелочную сдачу умудрялись купить немного ирисок «Кис-кис» или твердющих леденцов «Дюшес», а то и пару бутылок лимонада «Буратино». Шли домой, хрустели леденцами или молча пытались оторвать от зубов ириски, намертво склеивающие наши челюсти, по очереди тянулись губами к липкому горлышку лимонадной бутылки. Затем полоскали у колонки опорожненную тару, припрятывали ее, чтобы в следующий раз сдать и получить за каждую бутылочку двенадцать копеек. О-го-го, вот они, деньжищи-то!