Мой друг

На следующий день я вручил ему яблоко. Мне всегда давали с собой яблоки, и я помнил, как он отдал мне свое, когда я был растерян и напуган новой обстановкой. Кроме яблока я предложить ему ничего не мог, но хватило и этого. Когда я пришел, он уже стоял у парты и выкладывал вещи, меня он не заметил. И тогда я просто протянул руку с яблоком и сказал: «Кирилл, угощайся!» Я чувствовал себя немножко глупо, но был убежден, что делаю все правильно. Мой еще не друг, но уже не просто знакомый вздрогнул, обернулся. Я успел заметить, как грусть на его лице сменилась замешательством, а потом и радостью. Он схватил яблоко и вдруг обнял меня. Очень коротко. Затем резко отшатнулся, как будто его током ударило. Мы несколько секунд просто смотрели друг на друга не в силах понять, что между нами произошло. Прозвенел звонок на урок, и он спросил: «Слушай, а как тебя зовут?»

Спор

Однажды мы поссорились. Не страшно и не серьезно, но я уже боялся, что дружбе нашей конец. Мы никак не могли решить, на какую тему делать совместный проект по окружающему миру. Ему было интересно про горы, мне про созвездия. Каждый уперся в свою тему и не желал отступать. Помнится, мы тогда страшно надулись друг на друга, он достал свою книжку про волшебников и уткнулся в нее, а я стал решать примеры. Не знаю, кого из нас эта идея посетила первым, но заговорили мы одновременно.

«Я делал вид будто читаю, но сам пытался придумать такую тему, чтобы нам обоим было интересно. Я смотрел в книгу и на той странице, на которой она была открыта, было написано, как колдун взбирается на гору чтобы лучше видеть звезды. Я нашел выход.»

Наш проект «С каких гор лучше смотреть на звезды» все еще висит в школе на стенде, уж больно необычным и интересным оказалось решение. И, похоже, за все эти годы нас никто не переплюнул.

Кирилл игнорировал домашние задания, но совместные проекты делал с интересом. Тогда я стал догадываться, что дело вовсе не в том, что ему просто не хотелось, но в чем, я даже не мог представить. Он не был гением, но и не двоечником, вполне мог получать пятерки, если бы постарался. Но он этого не делал. Я не понимал. Все детство, сколько я помню, меня учили другому.

Мой друг часто сам предлагал темы для проектов, придумывал как клеить модели… Я видел, что он действительно интересуется миром вокруг. Он многое просто знал, хотя нам на уроках об этом еще не рассказывали. Кирилл много читал в интернете и энциклопедиях о том, что его интересовало.

Учителя Кирилла почти не замечали, очень редко спрашивали, реже, чем остальных. Этого я тоже не понимал. Руку он сам поднимал редко, но когда поднимал, ему всегда давали слово. Я чувствовал, что он чем-то отличается от нас всех, но чем – не догадывался.

Это особое отношение выражалось и в уборке класса, его никогда не назначали дежурным. Если это кого-то из ребят и возмущало, они ничего не говорили, тем более что Кирилл сам вызывался убирать класс, когда чувствовал, что сейчас могла бы быть его очередь. Ему казалось несправедливым, что его не назначают и что другим приходится работать за него. Как-то раз я спросил нашу учительницу, почему моего друга не бывает в графиках дежурства, тогда она ответила, что Кирилл и сам вызывается тогда, когда приходит его очередь, он не нуждается в напоминании. Объяснение меня не удовлетворило, на время я прекратил свои изыскания.

Я не помню друга расстроенным, даже в тот день, когда мы поссорились. Он был скорее задумчив, мы молча занимались своими делами, каждый про себя думая, как быть. Я сам был растерян и слегка напуган, меня терзали сомнения, что теперь будет, не оставил ли я его одного, не остался ли один я. Так что я украдкой поглядывал на Кирилла, который сосредоточенно водил глазами по строчкам. Я видел и, оказывается, запомнил, как он переходит с одной строки на другую, как на некоторых словах задерживается, как он хмурил и тут же расслаблял брови, когда какая-то мысль давалась ему сложнее других. Тогда я не догадывался, что он тоже ищет решение. Сейчас я понимаю, насколько при всей своей привязанности недооценивал друга.

Он действительно никогда не показывал печали, грусти или недовольства. Я помню его всегда таким солнечным, таким добрым и непременно веселым. Даже его серьезность была буквально пропитана и искрилась теплотой и добротой. Я как будто замечал, что он нежен со мной, хотя тогда не знал этого слова, а потому и не думал об этом. Тогда нежным у меня мог быть только йогурт, а всю глубину взглядов Кирилла я понял гораздо позже. Они навсегда остались в моей памяти.