Мой дом, наш сад

- Красивые цветы! - говорю я. - Вот! Пример того, как нужно хвалить.

- Нет, - говорит Мордред. - Не красивые. Мне не нравятся.

- Но вы же...

- Я создал их не для себя.

Я замолкаю. И только в этот момент понимаю, как близко мы друг к другу стоим. Я собираюсь сделать шаг назад, но за моей спиной стол. Мордред всегда много времени проводил со мной, потому что ему был интересен мой талант. Кроме того, я всегда помогала ему во всем, связанном с поддержанием чистоты. Иногда мне кажется, что только я и Мордред во всем этом большом доме, понимаем всю серьезность вопроса о дезинфекции подвала Галахада.

Я прекрасно знаю, что мне девятнадцать лет, что Моргана спала с Галахадом, когда ей едва стукнуло шестнадцать, и все же мне кажется диким то, как мы замерли друг напротив друга.

Я никогда прежде не попадала в неловкие ситуации, однако просто близкое расстояние от особенного близкого расстояния отделялось инстинктивно. Сейчас он рядом со мной не как учитель или начальник, а как мужчина. Что-то другое в его движениях и даже голосе, он как будто стал глубже. Я читала, что с мужчинами так бывает, когда они возбуждаются. И я чувствую, как сильно это меня пугает. Замерев, будто мышь, которой меня дразнит Моргана, я говорю:

- Извините.

А он спрашивает:

- Что ты имеешь в виду?

И вдруг я смеюсь, потому что все это ужасно смешно и еще ужасно страшно. Мордред смотрит на меня с интересом, как на забавный экспонат. Я подношу к носу незабудки, и вдыхаю их запах. Я веду себя как женщина? А он - как мужчина?

- Ты покраснела, - говорит он, а потом кладет руку мне на грудь. Он даже не ищет для этого предлог. Я снова пытаюсь сделать шаг назад, и это снова оказывается бесполезным предприятием. А потом я отчетливо слышу, как пересекает цифру двенадцать минутная стрелка на моих новеньких часах. И тут же Мордред убирает руку и отходит, этим своим легким и жутковатым шагом.

- Время вышло, - говорит он совершенно безразличным тоном. - У тебя красивая грудь.

- Вы с ума сошли?

- Да. Время вышло. Отправляйся на ужин.

Я смотрю на него еще с пару секунд, прежде, чем он отступает еще на шаг, к окну, и смотрит на медленно тускнеющий день. Мне ужасно неловко, потому что ко мне впервые кто-то прикоснулся в таком, особом смысле. Я чувствую себя странно, так, будто Мордред видел не совсем меня, и я видела не совсем его. И мне не нравится то, что я ему показала. И то, что он показал мне.

- Сэр, вы...

Но он не позволяет мне закончить. Совершенно светским тоном, таким, будто все ограничилось тем, что Мордред подарил мне цветы, он говорит:

- Ты взрослая женщина, я взрослый мужчина. Мы довольно много времени проводим в замкнутом пространстве. Ты несколько недооцениваешь свой возраст, это инфантильная позиция.

- Вы пытаетесь извиниться?

- Нет.

- Вам неловко?

- Нет.

- Вы...

- Что бы ты не сказала: нет.

Я краснею, по ощущениям, до кончиков ушей, до пальцев на ногах, забираю с собой часы и незабудки, хлопаю дверью. Я сама не понимаю, от чего так зла. Отмечаю для себя, что нужно поискать в книгах. Я привыкла сверять свои чувства с ними, потому как других примеров внутренней рефлексии у меня перед глазами нет, а свой собственный я считаю в равной мере неправильным, глупым и злым.

На ужин мне совершенно не хочется, даже мысль о еде вызывает отвращение и мертвых ласточек перед глазами. Я выхожу в сад, и розовые кусты, красные и белые, тут же напоминают мне о триумфе Гвиневры. В голове моей, внутренний голос, похожий на голос Морганы, провозглашает не слишком удачный день. От злости я срываю одну из роз, шипы впиваются мне в руку, и кровь капает на носок туфли, прямо в то место, где отражается уходящее солнце. Я чувствую себя обманутой и преданной, и сама не понимаю, почему.

Высокие окна столовой демонстрируют мне силуэты моих друзей, но мне совсем не хочется к ним идти. Я сильнее сжимаю в руке розу и выхожу за ворота. Дорога поднимается вверх, и мне ужасно приятно преодолевать сопротивление пространства, как будто так я выражаю свою злость.

Я прохожу сквозь зазеленевшие к лету деревья, и останавливаюсь только у пруда, населенного кувшинками. Они плавают в темной воде, стремясь в никуда, словно человеческие жизни. В конце пруда начинается пустота. Она растворена в воде, в болотистой земле, даже в воздухе. Берег, где я сижу - последняя гавань. Над водой склоняется ива, щекочет ее безвольными, будто парализованными ветвями. В одной руке я сжимаю незабудки, а в другой белую розу, чьи шипы все еще причиняют мне боль. В кармане тикают часы.

Я думаю о том, почему я так разозлилась. Мордред постоянно говорит неприятные вещи, он действительно очень вредный. Иногда Мордред делает неприятные вещи, к примеру, как сегодня за завтраком. Может, я так злюсь, потому что голодная? Я пускаю незабудки по воде, и их нежно-фиолетовый цвет посреди болезненной для глаз зелени отправляется в путешествие на другой конец пруда. В пустоту.

Я смотрю на темную воду, где иногда чувствуется смутное движение, и я не знаю, рыбки это или же что-то иное.