Мой дом, наш сад

Мы проходим мимо клумб с розами, и Моргана тянется к ним, касается шипов на одном из стеблей. Розы, белые и красные, ее любимицы. Чем ближе к дому, тем больший порядок приобретает сад. У ступеней, ведущих к тяжелой, широкой двери, раскинулись кусты роз, окруженные подстриженной зеленью. Здесь царит порядок, но чем дальше к воротам, тем более хаотично располагаются цветы, садовые и дикие. А дальше дорога поднимается вверх, и за чугунными воротами, литой сетью между двух каменных столбов, уходит еще выше, к пруду.

Снаружи здание школы кажется почти слишком идеальным, слишком строгим. Дом, похожий на замок, с настоящими башенками и поросшими глубокой зеленью каменными балконами, очень строгий снаружи, каменный, давящий, внутри он выглядит как кукольный домик - обои в пастельных тонах, тонкой работы орнамент на мебели, бесконечные хрусталь, фарфор и серебро столовых принадлежностей. В детстве я считала, что мы всего лишь куколки в этом идеальном доме, и что кто-то играет с нами, забавляется. Иногда мне кажется, будто это правда. Я действительно могу поверить во что угодно, стоит мне только достаточно сильно этого испугаться. И эти искорки веры способны вызвать пожар в моем разуме. Я все время будто бы стою у края бездны, и только когда я не смотрю на нее, мне становится легче. Однако она остается у меня за спиной.

Классная комната, где мы занимаемся с Ланселотом располагается на первом этаже. В этом есть смысл, потому как вылететь сквозь стену и впечататься в дерево менее травматично в случае первого этажа, чем второго. Впрочем, я серьезно подозреваю, что существуют контексты в которых такие мелочи уже ничего не значат, а обеспечение безопасности становится простой традицией. А когда вырождается традиция, она становится притворством, а после - шутовством. Никто ведь на самом деле не верит в то, что обмен кольцами каким-либо образом меняет отношения двоих людей между собой, однако это то, что положено делать. Точно так же никто не верит, что урок, где за неделю ты теряешь четыре литра крови, что составляет ее среднее единомоментное количество в твоем теле, нуждается в каких-то мерах безопасности. Сама концепция этому противоречит.

Мы с Морганой последние. Заходя первой, Моргана посылает воздушный поцелуй всем присутствующим (то есть, почти всем, кого я знаю, это забавный факт). Когда я прохожу мимо Ланселота, он выдергивает из-за моего уха сигарету.

- Это что такое?!

- Но вы...

- На место!

Я ставлю корзину с мертвыми пташками на стол, рядом с еще двумя такими же. Одна из трех наполнена до краев, так что верхняя ласточка безвольно, под влиянием собственной тяжести, клонится вниз. Я ловлю ее, перекладываю поудобнее и отправляюсь на свое место.

Классная комната у нас просторная и светлая, я вижу, как в солнечных лучах танцует и кружится пыль, и совершенно внезапно мне ужасно хочется танцевать вместе с ней. Я мало спала, и в то же время я чувствую себя полной сил. Я улыбаюсь Моргане, а она легким и кошачьим движением садится рядом с Кэем. Мне приходится сесть рядом с Ниветтой, таковы правила дружбы в компании. Гвиневра сидит на первой парте, прямая, с копной волос, переброшенной через плечо и книжкой заклинаний, лежащей на краю стола. Кэй задумчиво левитирует ручку, его губы шепчут нужные слова, но когда Моргана оказывается рядом, ручка с невыразимо громким стуком падает

- Лучшая подруга! Я так рад, что ты здесь! Я думал, что ты погибла от отвращения.

Ниветта рядом со мной морщится, а потом берет циркуль для черчения символов и вгоняет крохотную иглу в лопатку Кэя.

- Погибла от отвращения скорее Гвиневра, - говорит Ниветта, почесывая нос, когда Кэй вскрикивает. Она поворачивается ко мне, и прозрачные, как поток ручья глаза, снова обдают меня холодом.

- Гарет не хотел отдавать свою корзину.

- И сейчас не хочу! Они прекрасны!

- Фу, - говорю я, полагая, что это лучшее всего отразит ситуацию. Гарет у нас сидит на последней парте. В детстве так было, потому что у него есть привычка ковырять в носу, и никто не хочет этого видеть. А сейчас, что ж, сейчас ни одну из его привычек не хочется видеть.

Мы переговариваемся, как ни в чем не бывало, а потом Ланселот вдруг ударяет по столу толстенной книгой, и от этого удара расходится такой импульс, что меня отбрасывает назад, и я больно ударяюсь об угол парты Гарета, а Гарет и вовсе слетает со стула. Ниветта закрывает уши руками, Моргана и Кэй вцепляются друг в друга, и только Гвиневра остается прямой и неподвижной.

- Вот, - говорит Ланселот. - Потому что это важно - вовремя использовать защитные заклинания. И потому что вы, маленькие ублюдки, достали меня.

- Простите, - говорю я, Ниветта фыркает. Ланселот закуривает сигарету, которую отобрал у меня, что, впрочем, скорее справедливо, потому что перед этим он дал мне ее. Я слышу щелчок зажигалки, отчетливый, в образовавшейся тишине. Ланселот с наслаждением затягивается и выпускает дым.