Всю дорогу до дома меня ломало от переполнявших эмоций. Смотрел сквозь зеркало заднего вида на двух дорогих мне людей, и не мог разобраться в собственных чувствах. С Мэри всё было просто. Она появилась в тот день, когда я потерял Айвар, и своего сына. Меня раздирало от боли. И в тот момент, когда врачи боролись за остатки жизни сына, в соседней палате точно так же боролись за жизнь Мэри. Она родилась недоношенной, на этом сказался образ жизни Найоми. И когда я услышал приговор врачей. Когда они сказали, что сына спасти не удалось, я орал как зверь. Разбивал кулаки о каменные стены больницы, и никто не мог остановить меня. Раскидал охранников, которые пытались зажать в угол, и только медсестру не смог тронуть. Маленькая, хрупкая, она приближалась ко мне с вытянутой, в предостерегающем жесте, ладонью. И я остановился, всего лишь на миг, но ей хватило этого, чтобы воткнуть мне в плечо шприц с лошадиной дозой успокоительного. Когда очнулся, в палате сидел отец. Это первый и единственный день, когда в его глазах я увидел отражение собственной боли. Мэри была нестабильна, и врачи не давали шансов. Мы просидели в этой палате несколько часов, прежде чем нам сообщили, что кризис миновал. Мэри будет жить. Тогда отец взял меня за руку и отвёл к ней. Крохотная, утыканная капельницами, с катетерами в тоненьких венах, она казалась такой беззащитной, что хотелось угробить весь мир, лишь бы ей никто не смог причинить вреда. Вся моя любовь, что скопилась за девять месяцев ожидания, обрушилась на Мэри. Она стала моим миром. Тем, ради кого я каждый раз стремился выжить. Но сначала я нашёл ублюдков, убивших Айвар. Это были её родственники. Не смогли простить измены семье, и подослали убийцу. Они умирали медленно. Гораздо медленнее, чем мой сын и моя женщина. Но с каждой каплей крови, стекавших с их тел, выходила и моя боль. Она никуда не делась, как и любовь моему ребёнку. Это не возможно забыть или пережить. Это будет с тобой всегда. Только страх поселился в сердце, окутывая его чёрными плетями и сжимая каждый раз, когда Мэри подвергалась опасности. Даже камень, о который она спотыкалась, мне хотелось раскрошить в пыль, чтобы никогда ей больше не было больно. Только с одним человеком я ничего не мог сделать. Женщиной, которая причиняла малышке самую большую боль. Её мать. Она сбежала из больницы раньше, чем девочка пришла в себя. И никогда так и не посмотрела на неё, как на дочь. Только как на досадное недоразумение. Найоми винила Мэри в пробелах своей карьеры, начала пить безбожно, и словно тень слонялась по дому, пока отец не скупил половину модельных агентств штатов, чтобы дать ей мнимую работу. Иногда я смотрел на неё, и представлял как было бы прекрасно узнать, что её больше нет. Но Мэри любила её. Какой бы не была её мать, это ничего не меняло в голове ребёнка. Да и отец. Он любил Найоми больной любовью, смотрел на неё как на ценный экспонат, прощал ей всё. А она была верна, и, кажется, тоже любила его. Так она стала частью нашей семьи. Семьи, в которой каждый причинял друг другу боль, и не мог остановиться.
********