Мой Чужой

— Достаточно. — Поднял на руки и понёс в комнату, уложил в свою кровать, плотно закутав в одеяло, и молча вышел, захлопнув за собой дверь. В этот момент стало холодно, жутко холодно и одиноко. Но я не посмела идти за ним, сама всё испортила, зашла за черту, за которую меня ещё не звали. Хотелось рвануть за ним и вернуть, хотелось вести себя глупо, но только бы он вернулся. Сдержалась, не стала бежать, не стала бросаться в объятия, чёртова гордость плещется даже когда мы не правы. Закрыла глаза и попыталась уснуть, ни черта. К нему хочу, пусть всё, что случится, будет потом, а сейчас он мне нужен. И я ему. Я уверена. Пролежала так около часа, прежде чем дверь снова распахнулась. Тихая поступь шагов, кровать прогибается под его весом, а я снова оказалась в кольце рук. Вот так хорошо, так уютно. Так правильно.

Глава 13. Полина.

Проснулась, уже не чувствуя на себе тяжесть чужого тела, и даже не хотелось отрывать глаза. Лишь бы он снова оказался рядом, с ним было легко. А сейчас груз проблем навалился снова, вспомнила какой сегодня день и колкие мурашки прошлись по телу. Сегодня приезжает отец Артёма. Нехотя, поднялась с кровати и поплелась в ванную. По пути я услышала голоса, и поняла, что он уже здесь. Но выходить в таком виде совершенно не хотелось. В ванной умыла разгорячённое лицо, почистила зубы, и только после этого прошла к кухне. Но заходить я не стала, прислушалась к разговору, и решила пока остаться незамеченной.

— У нас с тобой был уговор, сын. И мы могли бы всё отменить, Мари останется со мной, и со временем забудет тебя, но ты, Артур, слишком далеко зашёл. Поэтому с девчонкой разберусь я. А ты возвращайся к тому, на чём остановился. Ублажай дочку Оболенского, и достань мне то, что я просил. — Как же похожи их голоса, звучанием, сталью в голосе, твёрдостью. Но всё же у старшего Холла он отличается. Хриплый, словно его хозяин болен и слаб.

— Ты её не получишь. Если твои бойцы протянут к ней руки, останутся без них. Ты прекрасно знаешь, на что я способен с ножом в руках. — Кажется, Артём настроен решительно.

— А если я? Меня ты тоже покалечишь?

— Если понадобится. И поверь, угрызений совести я за это не почувствую. — Послышался тяжёлый вдох и глухой кашель.

— Мне очень жаль, сынок, что между нами не сложились хорошие отношения, но, кажется, говорить об этом поздно. Тем не менее, я продолжаю настаивать, что девочке лучше поехать со мной. Ты что же думаешь, я её убивать собрался? Ты таким чудовищем меня считаешь? — А разве нет, первая моя мысль.

— А ты у нас другой? Хороший? — Практически вторит моим словам Артём.

— Нет, не хороший. Я много натворил ошибок в этой жизни. И делаю их даже сейчас. Но убивать невинную девушку я не стану. Во всё виноват только ты. Разве не помнишь, чем закончилась твоя прошлая любовь? И ей хочешь такого будущего? — Мне стало интересно о чём он, как можно тише сделала ещё два шага к двери, чтобы не пропустить ни слова.

— Не смей! Мне! Об этом! Напоминать! — И вздрогнула. Нет, он не кричал, скорее рычал. И звук этот был наполнен такой ненавистью, что меня окатило ледяной волной.

— Ты сам это должен помнить. И кстати, где твои инстинкты? Мы уже не одни. — И уже чуть в сторону. — Полина, вы в курсе, что сделали с любопытной Варварой? Проходите, не стоит подслушивать. Разговор касается и вас.

Только сейчас я поняла, что Джон Холл говорил на чистом русском. И только сейчас поняла, что настал момент истины. Сейчас они решат мою судьбу. Двое суровых мужчин, не знакомых с жалостью. Мой голос не учитывается. И я не знаю, кто из них победит. Выдохнула, и шагнула в кухню. Я устала бояться. Будь, что будет.

**********

Делаю шаг внутрь, и тут же слышу предостерегающий голос Артёма.

— Полина, выйди. Мы поговорим позже. — Стальной тон, не терпящий возражений, от которого мурашки по телу разбегаются. И совсем не приятные, а колкие, жёсткие, заставляющие опасаться.

— Зачем же уходить, ей будет полезно поучаствовать в нашем разговоре. — Это уже его отец. Обманчиво мягким, елейным голосом заставляет жертву выйти из укрытия.

— Отец. — Рык в сторону, но я уже не слушаю. Вхожу в комнату, осматривая тех, кто уже в ней.