И я не могу перестать улыбаться, наблюдая за Кирюшей.
Я опасалась идти в зоопарк с Саввой. Прошлая неделя меня знатно расшатала. Но несколько дней тишины и спокойствия…
И я чувствую себя хорошо.
Возможно, дело ещё в том, что сам Дубинин не переходил грань. Он услышал меня. Дал выдохнуть, не беспокоил.
— Кир, не беги!
Я пытаюсь одёрнуть сына, но он оказывается проворнее. Мчит вперёд, быстро перебирая ножками. Цепляется.
Я только движение начинает, а Савва уже перехватывает. Хватает Кира под руки, поднимает в воздух, закручивая.
Сын звонко смеётся, мигом забывая о желании поймать курочку.
— Ещё! — просит радостно.
Савва беспрекословно выполняет «приказ». А я цепко слежу за его движениями. Переживаю, чтобы не уронил.
Рядом с сыном мужчина будто расслабляется немного, опускает свои щиты. На суровом лице проступает лёгкая улыбка.
— Самолётик! Как мама.
Мне приходится подступить ближе. Объяснить Савве, как это — «как мама». Раньше я часто крутила сына, но теперь он тяжёлый.
А для Дубинина — как пёрышко, наверняка. Мускулы почти и не напрягаются, когда он держит Кирюшу на руках.
Сын чувствует это, продавливает дальше. Чтобы его носили дальше, а не ножками ходить.
— Туда, — управляет.
Сегодняшний день он для Кирюши. Всё внимание для него. У сына глазки горят от впечатлений, улыбка не сходит с лица.
И я… Я чувствую себя на удивление хорошо. Когда нет давления, бури внутри, а как-то спокойно и гладко всё идёт.
Кирюша щедро делится со мной сладкой ватой. Точнее, он просто объелся, а мне достаётся лишнее.
Но я всё равно радуюсь. Отщипываю кусочек, с наслаждением отправляю в рот. Сладость тает на языке, заставляя зажмуриться от удовольствия.
Как мало нужно для счастья.
Я заливаюсь румянцем, стоит открыть глаза. Кирюша крутится на руках у Саввы, а тот… Тот смотрит на меня.
Его ореховые глаза словно светлеют. От лучиков солнца или ещё чего-то. Мужчина не отводит взгляд, даже когда я ловлю его.
Его внимание словно мягкими волнами касается кожи, заставляя щёки гореть ещё сильнее. Мне неуютно, но и отвернуться я не могу, почему-то.
В глазах Саввы смесь уверенности, наслаждения и чего-то тёмного, почти болезненного.
— Что? — я не выдерживаю. Иду в нападение, чтобы скрыть смущение. — Что не так?
— Ничего, — он чуть усмехается. — Красивая ты. Купить тебе ещё?
— Обойдусь.
Я бормочу. Отворачиваюсь, будто это поможет унять странное покалывание в груди.
Выбрасываю палочку в урну, двигаюсь вперёд. Но далеко у меня уйти не получается. Савва легко догоняет, а после и Кирюша просит остановиться. Его заинтересовали львы.
Я облокачиваюсь на ограждение, рассматриваю хищников через сетку.
— Кися, — Кирюша указывает пальчиком. — Можно погладить?
— Это опасная кися, — улыбаюсь я. — Она может очень сильно ранить.
— Почему?
— Потому что у неё на лапах длинные когти. Укусит вот так…
Я впиваюсь ноготками в живот сына. Через курточку ничего не ощутимо, но Кирюша тут же визжит и заливается смехом.
Он прижимается к Савве, будто ищет у него спасения. А я замираю удивлённо. Озарение кувалдой падает на голову.
Ох. Кирилл не особо жалует новых людей. Но он уже вычеркнул Савву из списка «чужих», привык к нему. Видит защитника в нём.
— Ну мам, — сын недовольно пыхтит. Сам ко мне тянется. — Кусь.
— Кусь, конечно, — мой голос подрагивает. — Вот так?
Я беру себя в руки, посвящаю всё внимание сыну. Полезный навык — уметь переключаться. Потом думать буду.
Но моя заминка не остаётся незамеченной. Стоит сыну направиться к голубям, как Савва сжимает моё предплечье.
— Что не так? — уточняет он.
— Всё так, — я расправляю плечи. — Но… Савв, если ты захочешь уйти… Лучше сделать это сейчас. Кирилл привыкает и потом ему будет плохо.
— Я никуда не уйду. Никогда. Я больше не оставлю вас.
— Сына. Не оставишь сына.
Я бросаю взгляд на Савву, пытаюсь добавить ледяного нажима в голос. У меня получается, но мужчину это мало интересует.
Он делает шаг ко мне, оказываясь слишком близко. При глубоком вдохе — задевает грудной клеткой меня. Или я его?
Взгляд Дубинина становится серьёзным и тяжёлым, с вкраплениями горького сожаления.
— Нет, Мара, — решительно произносит Савва. — Вас. Тебя.
Это странно, но… Насколько нормально, что я чувствую, будто прощаю Савву? Не совсем, не резко, это просто странное ощущение внутри.
Как будто легче становится.
Не так хочется вспороть его шипами. Нет тяги сбежать при любом приближении.
Психолог говорила, что простить — не значит забыть. И я всё прекрасно помню, что было. Оно хранится в голове, но больше не свербит там.
Разговоры с Саввой, с его другом, с психологом… Это всё понемногу успокаивает бурю в душе, образовывает приятный штиль.
Настолько, что я даже рискую отправиться на чужую территорию. Савва обустраивается в новой квартире. Хочет, чтобы я убедилась, что в детской всё правильно.
Будто я стану сына отпускать к Дубинину! Может, лет через пять? Десять! Но явно не в ближайшее время.
Но я всё равно иду.